– Я доволен. — Если бы Осси слышала сейчас хилависту, то, наверное, несказанно удивилась бы — столько холодного величия, столько властности было в его голосе. Не вязалось это как-то со сложившимся у нее в голове образом недалекого склочного ворчуна. Ну, никак не вязалось…
– Господин…
– Да?
– А зачем нужны были эти демонстрации, господин? Тогда в зале и потом… Зачем вы хотели ее напугать?
Хилависта поморщился:
– Ну надо было… Просто хотелось мне, чтобы она от зеркал подальше держалась. Нечего ей там делать… Она умненькая, и, боюсь: рано или поздно все равно сообразит что к чему. Но пока… В общем, пусть пока лучше думает, что ей туда путь закрыт…
– Конечно, господин, — Сехена выгнулась огромной дугой просто-таки укутав и утопив хилависту в своих объятиях. Лохмотья зеркальной тени волочились по полу, вздымая пыль, а от самой сомбору веяло жутким невыносимым холодом и сладким запахом мертвых цветов. — Конечно, пусть думает…
– Ну, хватит, — хилависта выскользнул из нежных объятий бестелесной тени. — Времени нет. Скоро очухается уже. Не одна — так другая…
– Кто другая? — Не поняла сомбора.
– Не важно. Ты лучше найди-ка мне… — Ташур кивнул в сторону покойника. — Этого. Очень мне с ним потолковать хочется… Кто, что, да откуда? А потом приведи Дарину, мы из нее королеву красоты лепить будем.
– Королеву? — Хихикнула сомбора. — Ну, вы скажете, господин… Боюсь, это даже вам не под силу будет…
– Посмотрим, — буркнул хилависта, на миг превращаясь в старого доброго и хорошо знакомого леди Кай ворчуна. — Не так уж и много нам от нее понадобится… Давай, живо!
– Я мигом, господин, — прошелестела Сехена уже откуда-то из-за зеркала. — Мигом…
И потянулось долгое, нудное время томительного ожидания. Ташур, впрочем, не сильно по этому поводу переживал и заморчивался, потому как принялся коротать его на самый лучший в мире манер, — старательно пережевывая чудом отыскавшийся кусок колбасы, вполне справедливо рассудив, что раз уж он все одно последний, то и беречь его смысла никакого нет: потому как крошкой такой все одно никого не накормишь, а так — хоть развлечение какое-никакое получается.
Глава десятая
– Ну? — Ташур только что не подпрыгивал от нетерпения. — Ну как тебе?
– Да ничего, вроде, — Осси разглядывала свои новые ноги, поворачивая их и так и эдак. — Хорошо. И не болит совсем. — Она пошевелила пальцами, затем согнула ногу в колене, выпрямила и снова согнула. — Совсем не болит. Будто и не было ничего… Как новые.
– А они и есть новые, — хмыкнул хилависта. — Самые, что ни на есть.
– Здорово, — улыбнулась Осси. — А я, честно говоря не верила. И побаивалась.
– Зря побаивалась, — на полном серьезе возразил Ташур. — Хилависта девушку зазря не обидит.
– Здорово, — повторила Осси. — Вот только…
– Что?
– Что-то мне как-то… Будто не узнаю я их…
– Ну, не знаю… — Ташур отвернулся к рюкзаку и начал старательно что-то там вынюхивать. — Пообвыкнешься.
– Да? — С сомнением посмотрела на него Осси, после чего опираясь на стену осторожно попробовала подняться.
Получилось.
Некоторое время она стояла, молча уставившись в пол, и шевеля пальцами босых ног, а потом повернулась к своему спутнику:
– Ташур!
– Да?
– А что-то я выше ростом стала?
– Да ну? — Хилависта еще глубже зарылся в мешок. — Не помнишь: тут, вроде сыр еще оставался?
– Да. И вообще как-то…
Хилависта ничего не ответил, только вздохнул где-то глубоко в рюкзаке. Тяжело-тяжело.
– Ташур!
– Ну чего еще?
– Ну-ка посмотри на меня!
– Что? — Хилависта вынырнул из мешка, уставился на девушку своими пронзительно-голубыми глазами, после чего снова скрылся в спасительных недрах рюкзака.
– Ташур! — Голос леди Кай приобрел неожиданную твердость, а гневная нотка, что проскочила в этом коротком слове свидетельствовала о том, что надвигающаяся буря вот-вот должна была разразиться. — Что ты сделал?
– Что-что… Как договаривались — ноги тебе заменил. Обе.
– Ноги? — Голос Осси стал очень тихим и вкрадчивым. — Заменил значит?
– Ну, да.
– А скажи-ка, дружок: чьи это ноги? Мои? А то, что-то я их не узнаю…
– Ну…
– Что «ну»?! — Заорала Осси. — Я тебя спрашиваю: мои или нет?
– Не совсем…
– Что значит не совсем?!
– Значит, что теперь они твои, а раньше были чужие.
– Что?! — У Осси аж дыхание перехватило. — Что ты сказал?
– Не твои, — выдавил из себя Ташур. — Даринины. Была такая танцовщица лет триста назад. Шикарная и очень известная. Непревзойденная, можно сказать.
Осси стояла, смотрела на него раскрыв рот и тупо хлопала глазами. Ни на что более осмысленное ее сейчас не хватало.
– А, что? — Подлюка Ташур оправился от смущения на удивление быстро и тут же сходу перешел в контратаку. — А ты как хотела, — у своей сомборы их забрать? Чтобы тебя потом когда-нибудь собственное отражение подкараулило и сожрало?
– Н-н-нет… Но ты же говорил…
– Говорил… Мало, что я говорил. Ты бы иначе не согласилась!
– Не согласилась, — тупо кивнула Осси. — Ни за что не согласилась.