Некромант

А любопытные взгляды, рожденные появлением этой юной светловолосой красавицы, тем временем, постепенно угасали. И тому, надо сказать, не мало способствовал тонкий длинный меч в потертых ножнах, висевший у девушки на поясе. Нескромные взоры, ощупывавшие тонкую фигуру девицы, добиравшись до четко очерченного бедра как-то сами собой соскальзывали на это явно видавшее виды оружие усмирения. Приковывал он взгляд, отбивая всякую охоту продолжать знакомство, и на этом изучение анатомических прелестей незнакомки для большинства и заканчивалось…

– А ты про монаха, вроде, не говорил, — не унимался чернявый.

– Не говорил, — согласился с ним его приятель, возвышающийся над ним как гора над мышью. — Потому, что сам про него не знал. С другой стороны, это, что-то меняет?

– Да нет, — пожал плечами чернявый. — Не особо…

– А… А то я уж подумал: ты монашка испугался, — ухмыльнулся детина, и ямочки на его щеках сразу сделались глубокими-преглубокими, а лицо стало совсем детским.

– Не испугался. По мне так: монахом больше — монахом меньше, мир и не заметит…

– Ну, этого мир, может и не заметит, а вот они тебя, если ты и дальше так на них пялиться будешь, точно приметят!

– А я чего… Я не пялюсь, — буркнул чернявый и уткнулся в кружку, скрывшую его лицо почти полностью. — Слышь, Ил, может пожрать чего закажем?

– Да можно… — Детина поднялся из-за стола и неспешно направился к хозяину, раздвигая своим мощным телом сизые клубы дыма.

Чернявый зевнул, почесал в затылке и проводил приятеля взглядом.

Недолго пошептавшись с хозяином у стойки, Ил побрел обратно, с трудом протискиваясь между тесно стоящими столами и лавками, и уже подходя к столу, зацепил головой висящую на веревках доску со свечами, заменявшую в этой дыре светильник. Да так он ловко это сделал, что плеснувший с доски расплавленный воск сильно ошпарил его руку, поднятую было в тщетной попытке удержать раскачивающийся огненный маятник. Зашипев от боли, Ил втиснулся на прежнее место, при этом приподняв огромным пузом край стола.

– Тише ты, развалишь тут все… — буркнул чернявый, придержав сползающую кружку. — Ну чего там?

– Сейчас крылья принесут, — прошипел детина, растирая покрасневшую руку.

– Да не три ты так! На вон… — чернявый подвинул кружку. — Смочи холодненьким…

Некоторое время он внимательно наблюдал как приятель его, с трудом запихивает сложенные в щепоть пальцы в кружку, смачивает их в мутном холодном пиве, а потом, кривясь от боли, водит по горящей от ожога руке, но вскоре это занятие ему, похоже, наскучило.

– Слушай, — вернулся он к прерванному разговору. — А чем она этой твоей не угодила? Девица — как девица. Стройная. Симпатичная… Парня что ли у нее увела? — он коротко хохотнул.

– Вряд ли, — детина шутку не поддержал, — видно здорово он руку пришкварил и не до смеха ему было. — За это не убивают. Во всяком случае, такие как она. Да и про рюкзак она раз десять повторила. Видно есть там что-то, раз столько денег отвалила.

– Интересно что?

– А мне почем знать. Не сказала она… А, к бесам… — здоровяк поморщился и убрал руку со стола. — Не помогает твое холодненькое…

– Ну, само, значит, пройдет, — кивнул чернявый. — Не смертельно! А раз так не помогает — выпей. Может оно изнутри возьмет.

– Изнутри, говоришь, — поморщился Ил. — Ща попробуем, — он залпом осушил оставшееся пиво и замер, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Ну как? — с интересом спросил чернявый. — Помогло?

– Да вроде…

– Ну вот, я ж говорил… А насчет этого: надо будет глянуть потом, что там в рюкзаке. А то, может, и отдавать не стоит — самим сгодится…

– Сдурел что ли — Ил даже про руку свою позабыл, а к чернявому подался так, что стол снова предательски качнулся, норовя сбросить с себя две только что поспевшие кружки с густыми пенными шапками, гору обжаренных до первых углей крыльев и полную миску моченого лука. — Ты, что — жизни лишиться хочешь? — Прошипел здоровяк в ухо своему сотрапезнику. — Так это запросто! С Апостолатом в такие игрушки играть? Да она с тебя шкуру живьем и на костер! Даже не думай!

– Да ладно тебе… Успокойся. Все… Забыли… Нет — так нет. Я просто спросил. Думал, может тебе самому интересно.

– Не интересно! — Отрезал Ил. — Нисколечко не интересно. Мне жизнь моя, знаешь, как-то подороже. Да и твоя любопытства такого не стоит. Ты просто преподобную эту не видел… Красива как ангел, а в глазах лед. Холодный— холодный. Ей нас с тобой схавать — что пару мух перед обедом прибить. Не заметит и не поморщится. И на брата своего не надейся — не поможет. А узнаю, что подбиваешь…

– Да уймись ты. Сказал все — значит все!

– Узнаю, что подбиваешь, — не обращая никакого внимания на слова чернявого продолжал Ил. — Самолично передавлю. Ты меня знаешь…

Чернявый кивнул и потянулся за кружкой.

– Ладно тебе, Ил. Не кипятись. Я что… Я — как скажешь… Скажешь: не лезть — не полезем. Ты не заводись только… Все будет как надо: встретим, примем, нос совать не будем. Я просто подумал… — но видя, как наливаются кровью глаза здоровяка, а сам он начинает потихоньку вырастать над столом, чернявый заткнулся. — Все-все… Забудь… Больше не думаю.