Некромант

Снова блеснул красным клинок Гасителя, только теперь к его собственному розоватому свечению примешивались еще и оранжевые блики отраженного огня. Закусив губу, Осси провела кончиком меча по скрещенным в извращенном объятии рукам, вспарывая кожу и перерезая вены. Мертвые и живые.

И потекла кровь.

Висящее в воздухе заклинание выкачивало кровь мертвеца эдаким невидимым насосом, смешивая ее с вырывающейся толчками из рассеченной вены алой кровью Иффы. Темная, уже густеющая, смешивалась с живой, только что прошедшей через ритмично сокращающееся сердце, и эта жуткая противоестественная смесь бурлила, пузырилась и дымилась все больше и больше и, наконец, вспыхнула.

Она полыхнула тем самым пронзительным голубым светом, так хорошо знакомым всем присутствующим еще по уложению отступника. Полыхнула и растеклась по лежащим на полу телам, окутывая и обволакивая, удерживая их в липком непроницаемом ни для чего внешнего коконе.

Некоторое время не происходило ничего. Кровь продолжала истекать из пораненных рук, свечение горело ровно и ярко, а Мей, Хода и леди Кай замерли в ожидании.

Снова заорал оставленный внизу ребенок — то ли блямбу свою мучную выронил, то ли еще чего. Осси дернулась, было, но, справившись и подавив в себе разбуженный обстоятельствами материнский инстинкт, осталась на месте. Не до этого сейчас было.

«Смотри», — замечание Ходы было излишне, потому что леди Кай и сама уже заметила, что сияние, укрывшее лежащие на полу тела, перестало быть равномерным, а собралось вокруг Иффы. Его фигура теперь пылала так, что смотреть на нее было нестерпимо больно и почти невозможно.

Фигура мертвеца же, напротив, стала блеклой, невзрачной, будто остаточный свет выпил ее полностью, оставив лишь неясные, колышущиеся в воздухе контуры, подобные бестелесному призраку.

Оба эти процесса продолжались, и останавливаться, похоже, не собирались. Иффа сиял все ярче, хотя ярче уже казалось некуда, и становилось совершенно непонятно, как он еще не прожег доски и не провалился вниз. Мертвец же растворялся в воздухе все больше, и лишь глаза его оставались не тронуты этим разрушительным процессом, и теперь они как-то очень нехорошо и неприятно таращились на леди Кай из-под наполовину растаявших век. Жуткий это был взгляд, надо сказать. Взгляд смерти, отравленной жизнью.

«Слушай, — не выдержала Хода. — А так оно должно быть?»

– Не знаю, — прошептала Осси. — Я первый раз это делаю…

«Здорово. Тогда, я думаю — впредь повторять этого не надо. Что по мне — так одного раза вполне достаточно».

Размышления о грядущем были прерваны беззвучной и ослепительной вспышкой, после которых в глазах у Осси еще долгое время прыгали радужные зайчики. А когда они устали скакать и, наконец, исчезли, то мир уже изменился.

Сияние, которое почти полностью скрывало Иффу пропало, а лежащий рядом с ним мертвец со сломанной шеей мертвецом быть перестал, хотя голова его оставалась вывернута самым неестественным образом. Глядя на нее, леди Кай испытала какое-то тянущее и очень неприятное ощущение, отчего жутко захотелось покрутить головой во все стороны, разгоняя кровь и разминая позвонки. Еле сдержалась.

Глаза мертвеца стали вполне нормальными, в том смысле, что веки его перестали быть прозрачными, немного приоткрылись, а из-под них на леди Кай смотрел взгляд вполне осмысленный, но не очень, чтобы дружелюбный. Губы бывшего покойника пытались растянуться, но пока это получалось у них не очень, а из горла раздавались невнятные хрипы, перемежающиеся невнятными же свистами. По всему, управление переломанным телом выходило у души отступника не очень. Если, конечно, это была она, а не…

– Иффа, — испуганная непонятно откуда взявшимся вдруг сомнением имя торговца Осси почти выкрикнула. И тут же, словно устыдившись своей несдержанности, тихо повторила. — Иффа, ты меня слышишь?

Тело в оранжевых портах слегка пошевелилось, потом застонало и пошевелилось еще раз. И открыло глаза.

– Привет, клыкастая, — слова давались ему с трудом, голос был хриплым, но таким родным и близким что Осси не сдержалась и кинулась к нему, сшибая ненужные больше свечи.

– Иффа… Вернулся… Торгаш ты несчастный, вернулся…

Поцелуи вперемешку со слезами были прерваны хрипом лежащего рядом тела, и тут же раздалось многозначительное покашливание Ходы.

«Время!»

– Да, да, время, — Осси поднялась с колен, утерла рукавом слезы и повернулась к отступнику. — Время, — повторила она и вытянула из-за пояса меч.

Свернутая голова смотрела не отрываясь, не моргая и ничего не говоря. Будто знала и чувствовала. А может, действительно, знала. Во всяком случае, в глазах ее не было не мольбы, ни сожаления. Вообще ничего, кроме ненависти. Чистой и незамутненной.

И, конечно же, Хода была права — с этим надо было кончать и медлить не стоило. И так уже…