Подумав о своей новой подруге, Егор ненадолго отвлекся от текущих задач. Но уже очень скоро мысли некроманта невольно вернулись к ним: "Эх, не вовремя ж Ян устроил эту подлянку. Так славно можно было время провести…".
Потом Киреев стал размышлять о смысле странного сна, что посетил его под утро. Особенно — о первой его части — ведь эпизод с пропастью сенобитов был, скорее всего, просто отображением наиболее яркого впечатления предшествовавшей сновидению ночи, а столпившихся у холма зомби Егор уже видел прежде.
Совместный поход с Вадимом Дорогой… Куда? Абсолютно незнакомая местность — та поросшая лесом гора могла находиться как на необъятных просторах России, так и где-нибудь в Восточной или Западной Европе. А то и вовсе за океаном.
Егор сумел припомнить некоторые подробности сна. В финальной его части он был одет в свой повседневный городской наряд — джинсы и черную "косуху" (последняя, впрочем, являлась на деле заговоренным защитным панцирем). А вот во время падения в бездну и раньше, в процессе лесных приключений, на Егоре было надето нечто, напоминавшее классический колдовской балахон. Но ведь такие костюмы обычно носят адепты ранних ступеней… Да, у Киреева тоже был когда-то "капюшон волшебника", но только предназначенный для некромантов — черный, а не бордово-желтый, как во сне. И еще кое-что… Имя. Вадим называл своего спутника не Егором, и даже не Грегориусом, как полагалось при общении на уровне магических имен. Как-то совершенно иначе. Но точного звучания того имени Киреев, к сожалению, вспомнить не мог…
Так что же то был за сон? О чем предупреждал он мага, каким событиям служил предтечей? Непохоже было, что Кирееву, как это часто случается, приснились несколько видоизмененные картины из прошлого. Уж очень сильно должны они были измениться, чтоб организовать такой событийный ряд…
"Возможно, это был какой-то эпизод из его — Вадима — прошлого, — решил в конце концов некромант. — Ну да, точно, мы ведь, кажется, перепутали рюмки вчера, когда пили "Ягермайстер". Часть воспоминаний, которые Вадим ни от кого не скрывает, могла передаться мне вместе с каплями напитка. В жизни магов такое может случиться".
— Приехали, — Горри чертовски ловко вписался в брешь между двумя автомобилями на стоянке близ кладбища.
Ступив на землю Северного погоста, Киреев мгновенно понял — никаких злокозненных ритуалов, способных серьезно подорвать стабильность местной некросферы, здесь не производилось. Присутствовало множество следов деятельности одиноких Черных магов, да групп малолетних оболтусов, мнящих себя крутыми сатанистами. Но эти-то приходили сюда не за тем, чтоб разворошить могилы…
Довольно скоро Егор обнаружил отпечаток ауры Яна Грушницкого. Но — очень старый, более чем годичной давности. "Странно, — подумал Киреев, — если Ян замыслил поднять именно это кладбище, он должен был часто приходить сюда — прощупывать атмосферу, пытаться влиять на Хозяина, нагнетать напряженность. Такие вещи не делаются в последний момент. Или Грушницкий теперь настолько силен?".
— Я пойду поищу Хозяина Кладбища, — молвил Егор, повернувшись к спутникам.
— А мы пока посмотрим могилы, — прощебетала Олеся. — Они такие красивые…
Клыкастая кроха была права — давние и глубокие традиции ростовского похоронного дела привели к появлению целых кланов невероятно искусных мастеров, способных сотворить настоящие шедевры. Так исторически сложилось, что именно Северное кладбище стало своеобразной "выставкой" работ этих умельцев…
Чего стоит хотя бы этот маленький домик, что венчает могилу девочки, прожившей на свете всего-навсего девять лет! Черепичная крыша с чердачным окошком и печной трубой, миниатюрные колонны возле входа… Складывается полное впечатление, что его проектировал не гробовых дел мастер, а профессиональный архитектор.
А вот — могила, расположенная внутри самой настоящей часовни с небольшим куполом на вершине. Рядом с надгробной плитой, окруженной изящными литыми решетками, установлены массивная скамейка и стол для тех, кто придет сюда почтить память умершего.
Иные надгробия здесь прямо-таки просятся в художественную галерею. Как, например, памятник на могиле некоего Федора Дейнеги — черная плита, на которой изображен сам погребенный. С бокалом в руке он произносит тост, стоя над столиком, приютившим восемь бутылок с изысканными напитками. Возможно, при жизни этот человек был дегустатором спиртного или директором соответствующего производства…
Или же памятник на могиле, в которой покоится пожилая семейная пара — выполнен он в форме короны, разделенной надвое крестом с изображением распятого Спасителя. На каждой половине плиты — портрет одного из почивших супругов.