Отхожу от мамаши, иду к дочке. Та повизгивает от страха, извивается, как гигантский червяк. Страшно ей. А когда с топором выскакивала — не страшно было?
Достаю статер, показываю матери и дочке:
— Видите монету? Сейчас подбрасываю, она падает, и если вверху окажется портрет императора — начну с мамаши. Если герб империи вверху — значит, первой отрублю палец дочке. Хотя…может с носа начать? Будете ходить безносые, эдакие живые черепа! Все вас будут пугаться, ни один мужик и близко не подойдет! Конечно, можно нос вырастить. Хороший маг-лекарь запросто вырастит. Только вот двадцать золотых — есть у вас? И вообще — когда отрезают нос, это наверное больно. Я не пробовал, но мне кажется — вам это не понравится.
Помолчал, и как заору! Так, что у самого в ушах зазвенело:
— Быстро, сучки! Кто порчу навел на девчонку?! Отвечать!
Молчат. Вздыхаю, и шагаю к дочке:
— Я передумал насчет монеты. Сейчас тебе отрежу нос, уши, и два пальца. Все! Достали вы меня!
— Я! — глухо бубнит мамаша — Я наняла колдунью. Ее звать Еллана. Она живет в воркском квартале. Она ворка.
— И зачем ты напустила порчу на девчонку?
— Анка женихов отбивает у дочки — лицо женщины перестало быть миловидным, зубы оскалены, глаза-щелочки. Мегера! — Слишком красивая. Но я же ее не убила! Попросила, чтобы не умерла! Все-таки родня.
— Добрая ты! — криво ухмыляюсь я — А мужа своего зачем убила? И мать Аны? Только не надо рассказывать, что они сами умерли! Не оскорбляй мой разум!
— Не знаю, о чем ты говоришь — взгляд дернулся в сторону, а дочка удивленно подняла брови. Ага…не знала?!
— Что, не знала, что мамаша папеньку сгубила? — спрашиваю младшую фурию — Ты бы сравнила себя, и этих трех мордоворотов. Вы похожи? Один отец? Мамаша загубила твоего отца, чтобы бегать к любовнику!
— Мама! — смотрит на мать, и та тушуется под взглядом дочери.
Пусть себе. Что, подло? А не подло мужа изводить, чтобы бегать к любовнику? Тварюга…и что с ней теперь делать?
— Повторяю вопрос — зачем извела мать Аны?
Черт! Черт! Не успел! И откуда в девчонке столько силы?! Впрочем — попробуй-ка, повозись целыми днями с тряпкой, ведрами, кастрюлями и тазами. Это тебе почище всякого фитнеса! То-то у нее фигурка такая спортивная. Но все равно — топор-то вон сколько весит…
Топор мелькнул в воздухе и череп мамаши раскололся пополам. Тело задергалось, по кухне разлетелись брызги крови, кусочки кости и мозга, а дочка дико, истошно завопила, пытаясь разорвать путы.
Ну, вот и все. Вот и каюк. Назад дороги нет. Теперь нет причины решать — сохранять им жизнь, или нет. Свидетели.
— Выйди из дома! — мрачно говорю Ане. Она рыдает, непонимающе смотрит на меня — истерика. Бью ее по щеке, девчонка захлебывается рыданиями, стихает. Смотрит на дело рук своих, и…ее начинает рвать. Прямо на связанную еще живую родственницу. Теперь рвет и «сестричку». Параллельно очнулся старший из братьев — поднимает голову, а глаза красные, как у крокодила в ночи, хрипит, ревет, руки к мне тянет. А вон и второй очнулся! Твою мать…ну какие же крепкие у них черепа!
— Выйди, говорю! — рявкаю я, хватаю Ану за плечи и выталкиваю в коридор. Та медленно бредет на негнущихся ногах, шатаясь, и оглашая окрестности звуками процесса исторжения содержимого желудка. Сходили в поход называется! Честно сказать — я на такое не рассчитывал. Но теперь другой дороги нет.
Беру топор, и под визг девицы подхожу к старшему из братьев. Удар! Еще удар! Готов. Голова покатилась по полу. Второй! Третий!
В душе погано так, что словами не передать. Одно дело замочить в бою, и другое — вот так, хладнокровно казнить. И неважно, что они бы меня растоптали бы на месте и потом радовались, рассказывая, как из меня полезли кишки. Я-то — не они!
Осталась девица. И это тяжелее всего. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, кричит, и глаза ее вылезают из орбит от страха. А что я могу поделать? Ты ведь можешь заявить в стражу, Ану прихватят, и ты останешься жить в ее доме со своим замечательным женихом. А девчонку казнят за убийство твоей матери. Ты будешь во всех отношениях в шоколаде, а нам придется идти на эшафот! Так вот нет, дорогуша, тут или ты, или мы с Аной. Что выберу, догадайся!
Замахиваюсь, девушка хрипит от натуги, дергаясь, пытаясь разорвать путы, и вдруг обмякает, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Опускаю топор, нагибаюсь, щупаю пульс. Опа! Пульса-то нет!
Господи…спасибо тебе. Уберег от греха! Я так-то не ангел, но…все-таки и не бес.
Но теперь надо подумать, как поступить. Сжечь дом вместе со всем содержимым? Это был бы лучший выход. Хотя…а вот хорошая мысль!
Разрезаю путы девицы, пристраиваю ее так, чтобы казалось — она только что отрубила головы братьям и убила мать, а потом от страха за содеянное у девки разорвалось сердце. Преступление-то страшное! Могут ведь и казнить! Или в рабство.
Некромантов здесь нет, так что спросить призраков будет некому. Да и здесь ли призраки? Смотрю…опа! А нет никого. Видать сходу отправились в Ад. Или куда там отправляются по здешним верованиям.