Некромант

— Привыкли. Обжитые земли заканчиваются за Илсой, а здесь каждый получает столько земли, сколько сможет обработать, и освобождение от налогов на четверть века. Лучшая жизнь. Те, кто едет сюда за лучшей жизнью, готовы за это платить. — В голосе фельдфебеля прозвучала нескрываемая горечь. — Никого не пугают немалые шансы лишиться головы, пока не становится слишком поздно.

Я с интересом взглянул на него, но Сепп уже отвернулся и начал спускаться по лестнице. Пришлось отправиться следом.

— Проводить вас к арестованному, магистр? — официальным тоном спросил меня фельдфебель внизу.

— Нет, сначала поговорю со старостой, — отказался я. — И мне надо будет взглянуть на тела погибших. Тех, кого поднял некромант, и тех, кого они убили.

Сепп не сумел сохранить невозмутимость и нахмурился.

— Тела погребены! — напомнил он.

— Знаю, фельдфебель, — кивнул я. — Знаю. Но это действительно необходимо.

— Зачем?

Я вздохнул.

— Живые врут и заблуждаются. Мертвые — нет. Я должен точно установить, что именно здесь произошло, и не могу полагаться на одни лишь слова.

Служака вскинул подбородок и отрезал:

— Мои люди не станут разорять могилы! Это неприемлемо!

— Даже если речь идет о захоронении дикарей?

Фельдфебель скривился и повторил, чеканя слова:

— Никакого разорения могил не будет! Я этого не допущу!

— И почему же?

— Мне не нужен бунт! А местные точно взбунтуются, если кто-нибудь возьмется перерывать погост!

— Как скажете, фельдфебель, — вздохнул я, решив до поры до времени не обострять ситуацию, и попросил: — Проводите меня к старосте.

Староста отыскался в церкви. Каноник Йохан взялся провести службу, и послушать проповедь столичного священника собрались почти все обитатели деревеньки. Фельдфебель Сепп не стал дожидаться окончания богослужения и без лишних церемоний вывел старосту на улицу. Мы уселись на врытую неподалеку скамейку, и я поплотнее запахнул плащ. На улице было свежо.

Деревенский голова худо-бедно говорил на североимперском, но ничего полезного поведать не смог. По его словам, задержанный Ивар Фальк колесил по северным землям с телегой, нагруженной всяческим барахлом, что-то покупал, что-то продавал, тем и зарабатывал на кусок хлеба. О своей жизни не распространялся, ни с кем близко не сходился. В Луксале некромант останавливался на зимовку уже третий год подряд, но раньше за ним никаких странностей не замечали. Был он спокоен и приветлив, хоть обычно и молчалив, сам в друзья ни к кому не набивался и ни с кем близко не сходился.

Ничего удивительного в заверениях старосты не было: мало что исчезает столь же стремительно, как друзья у обвиненного в чернокнижии. Если кто и приятельствовал с Фальком, мне об этом теперь не расскажут даже под угрозой повешения. Чужак. Во всем виноват чужак. А местные его и знать не знают.

— Покажите дом, где он жил, — потребовал я.

Фельдфебель Сепп взглянул на солнце и предупредил:

— Когда надумаете допросить задержанного, скажите об этом моему человеку на воротах. А сейчас позвольте откланяться!

Рыжеусый служака ушел, а староста кликнул пробегавшего мимо пацана и велел отвести меня к дому, в котором остановился на зиму некромант. Там во дворе хибары с покосившимся забором уже вертелся Макс.

— Товары нашего купца местные растащили, — сообщил он мне, — но ничего запретного в доме, по словам старосты, не находили. Клянется в этом на Священном Писании, и не думаю, что врет.

— Записи? Какие-нибудь книги? — уточнил я.

— Ничего не было.

Я разочарованно выругался и зашел в дом, предусмотрительно склонив голову, дабы не зацепить макушкой низкую притолоку.

— Уже искал тайники? — крикнул я Максу.

— Да! — отозвался тот со двора. — И братья тоже успели пошарить внутри.

— Ясно.

Я встал посреди единственной комнаты и закрыл глаза, медленно и без всякой спешки погрузил себя в транс, потянулся к незримой стихии, объял реальность и взглянул на ее истинное обличье. Мир изменился, краски и цвета смешались, пронзающий все сущее небесный эфир засиял мягким янтарным свечением. Я погрузился куда глубже, нежели при обычном использовании истинного зрения, ведь сейчас оно было не в силах мне помочь. Простое лицезрение незримой стихии не откроет тайников, но если зайти чуть дальше, то мерцание эфира может показать, где укрыты вещи, которых некогда касалась сила.

Никто — ну или почти никто! — не зачаровывает рабочие записи, но к ним обращаются всякий раз, когда творится волшба, и листы невольно пропитываются эманациями магии. Внимательный наблюдатель вполне может отыскать их по искажениям эфирного поля.

Незримая стихия в доме была однородной, ничто не свидетельствовало о проведении здесь колдовских ритуалов, лишь в одном месте мне почудилось легкое марево. Голова пошла кругом, я вывалился из транса и едва не упал, пришлось даже опереться о стол, чтобы устоять на ногах.

— Макс! — позвал я. — Макс, иди сюда!

— Что-то нашел, Филипп? — заглянул в дом порученец архиепископа.

— Вторая половица от окна, — подсказал я. — Проверь, что под ней.