Некромагия

Мысли старика давно утратили юношескую прыть. Сохраняя былую ясность, они теперь ползли медленно, иногда подолгу застывали, как облака в безветренный день. Архивариус и раньше не был подвластен бурным чувствам, теперь же окончательно утратил всякий пыл. Ненависть? — ему некого было ненавидеть. Любовь? — нет, она осталась в далеком прошлом. Страх? — но зачем бояться, когда ты самый старый человек в городе и воск твоей души покрыт таким количеством отпечатков, перепутанных линий и затейливых образов, что все они, слившись между собой, лишь отягощают сознание, и ты помимо воли начинаешь ждать того дня, когда мягкие призрачные пальцы выровняют восковую поверхность и очистят ее от грязного налета. А боль? Ее Архивариус еще способен был ощущать, хотя со старостью тело стало одновременно и хрупким, и нечувствительным. Но воск его души все еще не засох — любопытство жило в старике, и он прищурился, разглядывая тех, кто схватил его.

Поначалу его внимание привлек незнакомец с лампой. Вроде бы обычный человек... Но потом старик заметил бледно-зеленый оттенок кожи, запавшие глаза и, конечно, руки. До локтей и чуть ниже они оставались нормальными, а дальше на левой был крюк, на правой — продолговатый брусок с мелкими зазубринами и заточенным концом.

Лич, с удивлением понял Архивариус, заглянув в пустые глаза. Но какой-то странный лич. Словно незавершенный, недоделанный. В его глазах мерещился слабый отблеск сознания бывшего владельца этого тела.

Откуда у пепелян лич?

Второй казался ничем не примечательным парнем, архивариус разбирался в людях, очень уж много всяких типов он повидал на своем веку. Его всегда интересовало, каким образом характеры могут отражаться в лицах. Ведь если задуматься, все они состоят из одного и того же — лба, скул, носа, глаз. Каким образом сочетание этих частей вызывает впечатление, что этот человек добряк, а тот хитер? Однажды старику попалась книга малоизвестного восточного автора, которая повествовала как раз про различные типы лиц, выражающие различные нравы. Автор, по его словам, подверг изучению множество людей и вывел определенные закономерности: выступающий подбородок подразумевает решительность, высокий лоб — мудрость, большой тонкий нос — признак утонченности, а крупные бровные дуги говорят о склонности к насилию. Лицо незнакомца, склонившегося над стариком, не представляло собой ничего примечательного, но почему-то сочетание черт, которое это лицо демонстрировало, его невинно-самодовольный вид — все наводило на мысль о глубоко укоренившейся подлости.

— Вы понимаете, кто я? — спросил старик, пытаясь приподняться. — Лучше бы вам отпустить меня. Забирайте все, что найдете. Я пришел сюда из Универсала, там знают, куда я направился. Если в скором времени не вернусь, сюда примчатся вооруженные клирики.

Парень поставил ногу на его плечо и прижал к полу с такой силой, что кости хрустнули. Старик скривился, повернул голову, глядя на верстак у стены.

— Архивариус? — произнес незнакомец. — Ведь ты — Архивариус из пирамиды? Ну да, так тебя и описали: волоса вылезли, кожа желтая...

Нет, они не были обычными грабителями. Эти двое пришли сюда за ним.

— Нам надобно кой-чего узнать, — продолжал между тем парень. — Ты ответишь, и тогда мы тебя отпустим.

Он врал — неумело и, кажется, не стараясь скрыть лживость своих слов.

— Что вы хотите? — спросил старик.

— Где прячется Владыка?

Вот в чем дело! Это объясняло присутствие лича, Архивариус обдумал, хочет ли он рассказать им. И решил, что не хочет, — просто из личной неприязни к тому, кто послал этих двоих.

— Зачем Чермору понадобилось знать это? — спросил он.

При упоминании аркмастера мертвого цеха парень вздрогнул. У такого типа людей недоумение быстро сменяется недовольством, а то, в свою очередь, злостью. Его физиономия являлась для старика открытой книгой. Архивариус лежал, придавленный к полу, наблюдая за сменой чувств на лице парня.

— С чего это ты решил, что нас прислал какой-то чар? — Нога сильнее прижала плечо к полу. — Где Владыка?

— Ты имеешь в виду Октона? — пробормотал Архивариус, глядя на верстак. — Но я не видел его уже множество дней.

— Я ж не спрашиваю, сколько дней ты не видел его! Я спрашиваю, где он?

Архивариус молчал.

Нога поднялась и с силой пихнул в плечо. Сердце пропустило удар. Старик молчал, продолжая смотреть на верстак. Вернее — на его левую ножку, ту, что ближе к стене.

— Зоб, тебе сказали, что делать надо? Ну так начинай, — произнес парень.

Лич наклонился, протягивая руку с крюком.

Через мгновение Архивариус понял, что ошибся, полагая, будто старое тело малочувствительно к боли. Нет, чувствительность никуда не делась — просто иногда раньше это тело не подвергалось подобному испытанию.

Он наполовину простонал, наполовину прорыдал:

— Октон ушел к Доктусу.

— Хватит пока, Зоб. Доктус? Это кто?

— Аркмастер цеха вещественной магии. Квартал гноморобов.

Плечо архивариуса превратилось в чан с кипящей смолой; рука, кожу с которой лич спиливал напильником, стала пылающей веткой. Слезы застилали глаза, стекали вдоль морщин.