Иван Второй походил на свое изображение на картинах. Большой, в белоснежном мундире с отметкой ветерана на левом рукаве. На груди сияет герб: золотой дракон на изумрудном щите. Смотришь на него и понимаешь, что именно такой человек может удержать в руках власть. Справится с любыми проблемами в стране и поведет ее к счастливому, процветающему будущему.
Аккуратно сложив руки перед собой, девушка про себя грустно усмехнулась. Человек из свиты императора работает на отлично. Только у Сашеньки простейший ментальный блок стоит, успела изучить, пока к работе в госпитале готовилась. Медикам без этого – никак. Захлестнут чужие эмоции, боль и страдания будут мешать работать. Поэтому – разделяет собственные чувства и то, что ей чужая воля нашептывает. Но мешать не стала, старается человек, белый хлеб с толстым слоем икры поверх отрабатывает. По должности положено. Наверняка заодно и чужие эмоции считывает, крамолу и злоумыслие ловит. Вдруг кто обиженный пробрался, револьвер прихватил? Не всех охрана осмотреть может. У того же Вильгельма родню перебили – никакие гренадеры не спасли. И в Варшаве не так давно покушение было...
Минуты утекали, словно вода в ненасытный песок пустыни. Неожиданно рядом Сашенька услышала голос адьютанта:
– Госпожа Найсакина, Александра Николаевна. Произведена в звание зауряд-прапорщика за выдающееся мужество и работу медиком на поле боя. Личная рекомендация и похвала от командира роты и губернатора южной Сахары. Рекомендована к продолжению обучения в университете Великого Новгорода на факультет целительства. Представлена к Георгиевскому кресту четвертой степени.
– Заслужила. Поздравляю.
Прямо перед ней стоял Иван Второй – огромный, с легкой улыбкой на губах. Нравится ему награды вручать. Особенно единственной даме из многочисленных офицеров. Когда император протянул руки к переброшенной через плечо голубой широкой перевязи с красными буквами “Доброволец РИ”, Сашенька выполнила безукоризненный книксен и тихо произнесла:
– Прошу прощения, Ваше Императорское Величество, я недостойна данной награды.
Четкий отлаженный механизм вручения орденов и медалей застопорился. Иван Второй от неожиданности отступил на шаг назад и удивленно уставился на невысокую девушку, которая произнесла немыслимое.
– Что? Прости, я не совсем понял.
Набрав побольше воздуха, Сашенька повторила:
– Я недостойна данной награды, Ваше Императорское Величество.
Ее слова в наступившей тишине звонко разлетелись по залу, приводя в изумление уже не только государя, но и свиту, офицеров и гостей с журналистами на балконе.
Из могучей кучки позади самодержца вылез рыжеволосый здоровяк, похожий на викинга. Подстриженный под европейский манер, в дорогом костюме. Вылез и зашипел:
– Барышня, вы понимаете, что делаете? Вас же инструктировали перед церемонией! Как можно, где ваше воспитание?
Лицо знакомое. В газетах видела, мелькало на первых страницах. Один из предводителей Думы, господин Березин.
Не обращая внимания на лидера оппозиции, Сашенька продолжила, говоря прямо в лицо императору, который мрачнел с каждым произнесенным словом.
– Ваш портрет и портрет вашей матушки у нас в прихожей висит. И я знала, что Романов лично защищал солдат, с которыми вместе в засаду на границе попал. А матушка ваша сестрой милосердия на фронте была. Я не просто верила, я точно знала, что если со мной случится что-то плохое, то именно вы разберетесь в проблеме и поможете ее решить. Либо прикажете верному человеку, и тот от вашего имени справится. Потому что от границы до границы есть то, на чем стоит государство Российское. “Слово и дело”. Ваша воля и наше исполнение... Но сейчас я не узнаю моего императора. Я не вижу здесь среди награждаемых ни одного рядового, кого я лечила в окопах рядом с Тазили и кто прикрывал меня от шрапнели. Я не вижу Сергия Макарова, кто вынес тяжелораненого командира роты на себе из самой гущи рукопашной схватки. Капитан Эраст Юлианович Седецкий при мне подписывал наградные листы на всех, живых и мертвых. Но почему-то ни одного из ребят рядом нет... Макаров первым на нежить пошел, вместе с Герасимом Тверским. Те, кто живы остались после двух дней под обстрелами, им спину прикрыли. Вдвоем – против тысяч и тысяч мертвецов... Они нам всем жизни спасли. И в пустыне, и здесь, в Новгороде. Германцы им в пояс кланялись, просили остаться. Но все добровольцы домой вернулись. Чтобы здесь на страже простых людей стоять...
Голос девушки звенел от напражения:
– Так чем вы, Ваше Императорское Величество, верных Отечеству солдат наградили? “Георгием” заслуженным? Нет? Не-е-ет, по вашему приказу их в застенки бросили. Цепных псов спустили, кто меня, одаренную и со смертью рядом ходившую, портовой шлюхой обозвали. С грязью смешали. За то, что с вашим именем на устах умирать готовилась.... За что вы нас так, Ваше Величество?
Аккуратно вернув крест на бархатную подушечку, Иван сердито рявкнул, пытаясь прервать гневный монолог:
– Это дело государственной важности! Вас, госпожа Найсакина, не касается.