Я — вор, я — рыцарь шайки тойИз всех племен, наречий, наций,Что исповедует разбойПод видом честных спекуляций!Где сплошь и рядом — видит Бог! —Лежат в основе состояньяДва-три фальшивых завещанья,Убийство, кражи и поджог!Где позабудь покой и сон,Добычу зорко карауля,Где в результате — миллионИли коническая пуля!. . . . .К религии наклонность я питал,Мечтал носить железные вериги,А кончил тем, что утверждалЗаведомо подчищенные книги…Действительно, нелегко представить из шайки «всех племен, наречий, наций» другого ее «рыцаря», кроме русского, который публично возопит: «Я — вор». Зацепин-то кончит новым учетверенным грабежом. Но недаром так много русских купцов из размеренного режима накопления выламывались не в грабеж, а в другую сторону: «тронувшийся» Фома Гордеев (в литературе) или Савва Морозов (в жизни), дававший деньги на революцию и наконец пустивший в лоб «коническую пулю».
Сама буржуазность в русской жизни под спудом постоянно несла в себе два полярных начала и предполагала готовность отдаться любому из них в самом крайнем своем проявлении.
Некрасов чутко ощущал оба эти состояния и всю амплитуду размаха выразил в ставшем символическим образе Власа, который
Брал с родного, брал с убогого,Слыл кащеем-мужиком;Нрава был крутого, строгого…Наконец, и грянул гром!..Роздал Влас свое имение,Сам остался бос и голИ сбирать на построениеХрама Божьего пошел.* * *Как раз вот от этого времени и от этого стихотворения круто и глубоко в творчество Некрасова входит религиозность, даже намека на которую нет ни в одном произведении, созданном за все предшествующие многие годы.
Становление Некрасова — «религиозного» поэта прямо связано с его становлением как поэта народного и национального. У Некрасова нет «чистой» религии. У него она, скорее, обозначение народных или даже национальных черт: подвижничества, самоотвержения, способности к высокому страданию.
…Храм Божий на горе мелькнулИ детски чистым чувством верыВнезапно на душу пахнул.Нет отрицанья, нет сомненья,И шепчет голос неземной:Лови минуту умиленья,Войди с открытой головой!Как ни тепло чужое горе,Как ни красна чужая даль,Не ей поправить наше горе,Размыкать русскую печаль!Храм воздыханья, храм печали —Убогий Храм земли твоей:Тяжеле стонов не слыхалиНи римский Петр, ни Колизей!Сюда народ, тобой любимый,Своей тоски неодолимойСвятое бремя приносил —И облегченный уходил! Войди!Христос наложит рукиИ снимет волею святойС души оковы, с сердца мукиИ язвы с совести больной…Я внял… я детски умилился…И долго я рыдал и билсяО плиты старые челом,Чтобы простил, чтоб заступился,Чтоб осенил меня крестомБог угнетенных, Бог скорбящих,Бог поколений, предстоящихПред этим скудным алтарем!Религиозные образы у Некрасова-поэта отнюдь не просто поэтические фигуры или результат, как об этом у нас часто писали, «идейных колебаний».