Некрасов

На страницах романа Некрасов сделал попытку поддержать Белинского в его борьбе с булгаринским направлением. И не его вина, что эта попытка не увенчалась успехом; как известно, роман о Тростникове не увидел света (за исключением двух глав), а пролежал где-то в пыли много лет. Он оставался без движения до тех пор, пока разрозненные листы и главы незаконченной рукописи были обнаружены советскими исследователями Некрасова[11]; они привели в порядок найденные бумаги, что было нелегко, и опубликовали их отдельной книгой. Но произошло это только в 1931 году.

Таким образом, роман не стал в свое время фактом общественной борьбы и не занял подобающего ему места в боях, какие вела натуральная школа.

В романе о Тростникове заключено немало таких зерен, из которых впоследствии выросли многие образы и картины некрасовской лирики. Словно автор, не имея возможности закончить и напечатать рукопись, извлекал из нее отдельные мотивы и превращал их в стихотворные монологи, зарисовки, сатирические строфы. Так, прозаические сцены из жизни петербургских бедняков легли в основу стихотворений «Пьяница», «Еду ли ночью по улице темной», «Вино», цикла «На улице». Судьбы Матильды и, вероятно, Агаши откликнулись в «Убогой и нарядной» и в других стихах. Размышления о семье бедняка, умирающей с голоду («хозяин дома с проклятиями заказывает три небольших гробика, заклинаясь вперед не пускать таких постояльцев, от которых не остается даже и на их похороны…»), «претворились в полный драматизма стихотворный рассказ о смерти ребенка, где отец утешает мать такими словами:

Бедная! Слез безрассудных не лей!
С горя да с голоду завтра мы оба
Так же глубоко и сладко заснем;
Купит хозяин с проклятьем три гроба —
Вместе свезут и положат рядком…

(«Еду ли ночью по улице темной»)

Есть и еще примеры, показывающие сходство между романом и позднейшими стихами. Такова история Кирьяныча («Петербургские углы»), честного труженика, обманутого каким-то полковником. Кирьяныч набрал артель печников, подрядился выполнить работу, но денег за нее не получил. «…Прихожу к полковнику, деньги прошу, — рассказывает Кирьяныч. — «Нет, братец, денег; не вышли еще». Жду месяц, другой — и опять иду… «Пошел вон! — закричал полковник. — Нет тебе ни копейки… Работа твоя никуда не годится. Печи скверные… Еще в тюрьму тебя засажу«…Рабочие подали жалобу; платиться нечем; посадили меня в тюрьму…»

Спустя несколько лет, в 1848 году, Некрасов написал стихотворение «Вино», в котором почти буквально воспроизвел историю Кирьяныча, только заменил полковника купцом:

Я с артелью взялся у купца
Переделать все печи в дому,
В месяц дело довел до конца
И пришел за расчетом к нему.
Обсчитал, воровская душа!
Я корить, я судом угрожать;
«Так не будет тебе ни гроша!» —
И велел меня в шею прогнать.
Я ходил к нему восемь недель,
Да застать его дома не мог;
Рассчитать было нечем артель,
И меня, слышь, потянут в острог…

Роман о Тростникове, даже не будучи напечатан, явился источником и первоосновой многих важных линий в некрасовском творчестве, в частности, линии крестьянской. Он сохраняет значение переходного этапа, ознаменовавшего решительный «поворот к правде» и положившего твердый рубеж между литературной поденщиной и зрелым творчеством. От этого романа тянутся нити к лирике Некрасова второй половины 40-х годов.

* * *

Шло время, и Некрасов все больше сближался с Белинским. Все лучше они понимали друг друга. Вскоре Белинский счел, что пришла пора ввести молодого сотрудника «Отечественных записок» в свою среду — в среду литераторов, которые группировались вокруг журнала. Некрасову предстояло встретиться с Иваном Ивановичем Панаевым и его женой Авдотьей Яковлевной, Павлом Васильевичем Анненковым, Василием Петровичем Боткиным и другими писателями, в той или иной степени близко стоявшими к кружку «Отечественных записок». Впрочем, с Панаевым Некрасов уже встречался раньше. Еще в первое время жизни в Петербурге он в доме Фермеров встретил М. А. Гамазова, будущего сотрудника «Современника», востоковеда, оказавшегося родственником Панаева[12]. «Узнав от меня, — пишет Гамазов в мемуарной заметке, — что я интересуюсь литературой и имею некоторые связи в кружке писателей, он [т. е. Некрасов] просил меня сблизить его с ним. Я его свел у себя с Панаевым». Было это, по-видимому, в 1839 году.