Необычайный успех этого легкого жанра вызывался многими причинами. В то время национальная русская комедия насчитывала лишь несколько названий: «Недоросль» Фонвизина, «Горе от ума» Грибоедова, в силу запретов еще не получившее сценической жизни, и, конечно, «Ревизор» Гоголя — вот, в сущности, и все. Водевиль, родившийся в XVIII веке во Франции, распространился в России, служа заменой комедии нравов, которой остро недоставало в русском театральном репертуаре.
Самый условный из комедийных жанров, водевиль, вместо характеров предлагал зрителям традиционные сценические маски, он строился на банальных сюжетах, переодеваниях и путанице, он обрушивал в зрительный зал поток игривых куплетов и дешевых острот, пленявших не слишком избалованную публику. Само содержание большинства водевилей было крайне легковесным, часто фривольным. Характеристику тогдашнего водевиля мы находим у самого Некрасова:
«В водевилях мужья никогда не обижаются за поругание своих прав, а если и делают это, так для шутки; жены никогда не узнают своих мужей; …дяди (самый глупый народ) все прощают своим племянникам… Возьмите любое водевильное лицо, поставьте его вниз головою, заставьте говорить ногами: лицо не переменится, только будет эффектнее, а для эффекта водевилисты готовы лезть в огонь и в воду!»
Взявшись за перо драматурга, Некрасов вряд ли ставил своей целью обогатить этот жанр новым содержанием. Однако спектакль имел несомненный успех: он прошел восемь раз в сезоне, что бывало далеко не всегда. В театральной хронике по этому поводу было сказано: «…Состоялся блистательный дебют Некрасова (Перепельского) в качестве водевилиста».
В следующем, уже оригинальном некрасовском водевиле слышны новые, необычные для этого жанра мотивы. Второй водевиль назывался «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке». Завязка его была вполне традиционной, привычной для зрителей. Возвратившийся муж якобы не узнан своей женой; жена упорно именует супругом постороннего молодого человека; старый дядюшка поминутно нюхает табак, приговаривая нелепые слова «ни с того, ни с другого». Но в этой водевильной путанице вдруг возникает живая картина нравов. Вернувшийся из Петербурга Феоилист Боб, чиновник в отставке, рассказывает, как хлопотал он «в столичных департаментах» место в уездном городе:
«Меня преследовало несчастие… я подавал прошения… каждое утро ходил в департамент… и часто раньше служителей… Однажды я жду; входит начальник отделения… Взглянул на меня, засмеялся да и говорит: «Опять этот Боб! Надо как-нибудь отделаться от этого животного…»
Униженное положение маленького чиновника, его убогая жизнь раскрываются в косноязычном рассказе некрасовского Боба, горькая нота врывается в веселый водевиль. Его герой «перешел» сюда из стихотворного фельетона Некрасова «Провинциальный подъячий в Петербурге», напечатанного в 1840 году в журнале «Пантеон». Но если там характер был чисто комедийным, а юмористический эффект достигался изображением наивного провинциала, растерявшегося в «Северной Пальмире», то Феоклист Боб из водевиля уже приобрел некоторые черты «маленького человека», обездоленного чиновника, кое в чем схожего с персонажем гоголевской «Шинели».
Феоклиста Боба играл на александрийской сцене Мартынов, актер, умевший даже из скудного водевильного материала создавать правдивые сценические портреты «маленьких людей». Можно думать, что Некрасов писал роль Боба в расчете на исполнение Мартынова.
И в других некрасовских водевилях нетрудно обнаружить присутствие мыслей вовсе не водевильного характера, затрагивающих темы реальной жизни. В сценах «Утро в редакции» он говорил о высоком призвании журналиста, литератора. В водевиле «Актер», поставленном в Александрийском театре в 1841 году, он взял под защиту благородную профессию служителя сцены, высмеял невежественных людей, считающих актера чуть ли не шутом. В незамысловатом сюжете он остроумно и весело доказывал вполне серьезную мысль.
С точки зрения художественной «Актер» — наиболее яркий водевиль Некрасова. Излюбленный прием водевиля — переодевание получает здесь новый смысл: с помощью своего искусства актер изображает то старуху-помещицу, то итальянца, торгующего гипсовыми бюстами, — он издевается над теми, кто не уважает его труд. «Маски», в которых выступает актер Стружкин, — это беглые, но меткие зарисовки характеров. Они давали исполнителям прекрасный материал.
Роль Стружкина играл блестящий мастер перевоплощения Самойлов, для которого Некрасов и написал свою пьесу-шутку. Современники утверждают, что это была едва ли не первая роль, в которой Самойлов имел случай показать свой разнообразный талант. И не удивительно, что водевиль много лет шел с неизменным успехом.