Вероятно, в 44 году до н. э., десять дней спустя после предательского убийства Цезаря, Брут чувствовал примерно то же, что и я, когда вернулась в школу после весенних каникул. Прогуливаясь по пыльным тропинкам Форума, Брут наверняка не раз сталкивался с таким явлением суровой реальности, как «остракизм школьных коридоров». Основные принципы: «обходи по широкой дуге» и «приближаясь к прокаженному, фиксируй взгляд чуть выше головы оного – пусть вообразит на миг, будто бы ты заметил его/ее жалкое существование». Надо думать, Брут испытал на себе все разнообразные способы «смотреть сквозь». Самые впечатляющие: «притворись, будто Брут – прозрачный шарфик» и «притворись, будто Брут – окно с видом на школьный двор». А ведь он когда-то пил с этими людьми разбавленное вино, сидел рядом с ними в Большом цирке[410] и вместе со всеми радовался, когда опрокидывалась колесница, купался с ними голышом в общественных банях – и в горячем, и в холодном бассейне. Теперь все это ничего не значило. Удар ножом в спину Цезаря покрыл Брута вечным несмываемым позором.
По крайней мере, Брут что-то реально сделал, пусть и не однозначно положительное. Он привел в исполнение тщательно разработанный план захвата власти в уверенности, что действует ради блага Римской империи.
А я вообще ничего не сделала.
– Помнишь, все так ею восхищались, а мне от нее всегда было не по себе, – говорила на уроке углубленной литературы Люсиль Хантер. – Видела, как она конспекты пишет?
– Ага.
– Прямо головы не поднимает. А на письменной контрольной все время шевелит губами. У меня бабушка во Флориде так делает, когда выписывает чеки или смотрит «Колесо Фортуны», а мама говорит, у нее старческий маразм.
– А мне сегодня утром Синди Уиллард сказала, – вмешалась Доннамара Чейз, наклоняясь через парту, – что Лула Малони на уроке испанского при всех сказала…
Почему-то и Люсиль, и Доннамара постоянно забывали, что на литературе я сижу позади Доннамары – миз Симпсон с самого начала отвела мне это место. Доннамара обернулась передать мне распечатку по «Братьям Карамазовым», еще тепленькую, только что из ксерокса, увидела меня и тревожно оскалилась, показывая длинные острые зубы (см. статью «Венерина мухоловка» в кн. «Флора Северной Америки», Стернс, 1989).
– Может, она переведется в другую школу? – размышляла вслух Энджел Оспфри в четвертом ряду.
– Обязательно! – зашептала Бет Прайс. – Ждите в скором времени объявления, что ее папаша, менеджер такой-то корпорации, повышен в должности до начальника филиала в городе Шарлотта.
– Интересно, какие были ее последние слова, – заметила Энджел. – Ханны, в смысле.
– Я думаю, Синь тоже недолго осталось, – вякнула Мейкон Сэмпинс. – Мильтон ее ненавидит. Я сама слышала, он говорил, цитирую дословно: если встретит в темном переулке, нашинкует ее, как Джек-потрошитель.
На углубленной физике Криста Джибсен сказала:
– Знаете, как говорят: лучше не испытать славы и богатства, тогда не будешь страдать, когда всего этого лишишься. Спорим, это как раз про Синь! Если был знаменитостью, а потом все потерял, это же самая страшная пытка. Подсядешь на кокаин, потом долго лечишься, а как выпишешься – начинаешь снимать фильмы о вампирах.
– Это ты содрала с «Правдивой голливудской истории», серия про Кори Фельдмана, – сказал Люк Басс по прозвищу Дальнобойщик.
– Мамашка Рэдли на радостях прыгает выше луны, – сообщил Питер Кларк по прозвищу Нострадамус. – Празднует возвращение Рэдли на вершину. После таких приключений девчонка не потянет выступать с речью на окончании учебного года.
– А еще говорят… Нет, лучше помолчу, не хочу сплетничать.
– Что, что?
– Она – лесбиянка, – высказалась Лонни Феликс в среду на лабораторной по физике (тема: «Симметрия в физике. Действительно ли твоя правая рука – правая?»). – Такая, как «Эллен», а не вроде Энн Хеч[411], когда и так, и так.
Лонни встряхнула собранными в хвост волосами (длинные, белокурые, по фактуре похожи на кукурузные хлопья), демонстративно посмотрела на меня с моей напарницей по лабораторке, Лорой Элмс, и наклонилась поближе к Сэнди Квинс-Вуд.
– Наверное, Шнайдер была такая же. Поэтому они и уединились в лесу посреди ночи. Не знаю уж, как у них этим делом занимаются, но видно, что-то пошло не так. Сейчас полиция пытается разобраться. Потому-то расследование так затянулось.
– Точно такую историю показывали вчера в «Место преступления: Майами»[412], – рассеянно отозвалась Сэнди, что-то записывая в тетрадку. – Вот не знали мы, что сюжеты из детективного сериала прямо у нас в школе происходят.
– Слушайте, может, вы заткнетесь, а? – сказал, обернувшись к ним, Зак Содерберг. – Тут некоторые пытаются разобраться в законах отражения.
– Извини, Ромео! – хихикнула Лонни.
– Да, давайте потише, будьте так добры! – попросил временный учитель на замену, лысый дядечка по имени мистер Пайн.
Мистер Пайн улыбнулся, зевнул, потянулся, открывая на обозрение пятна от пота под мышками размером с хороший блин, и снова погрузился в изучение журнала «Загородный дом. Стены и окна».