Некоторые проблемы истории и теории жанра

Для Стругацких же научность почему-то эквивалентна механическому расчету (кстати сказать - в соответствии с трактовкой научной фантастики их оппонентами-"предельщиками"). Писатели ссылаются на собственный опыт. Их ранние повести, говорят они, были "результатом последовательной, планомерной, до конца наперед рассчитанной работы"[452]. Позднейшие их произведения - "Трудно быть богом", "Улитка на склоне" - шли уже, по словам Стругацких, "не из четкого замысла хорошо разработанного плана... и не от оригинальной логической модели, а как раз вопреки всему этому"[453].

В самом деле: в этих произведениях больше живого чувства и поэтических красок. Но это общее их свойство не помешало им оказаться на противоположных концах того спектра жанров и направлений, который развернут в статье Стругацких. В повести "Трудно быть богом" драматизм и лиричность хорошо уживаются с научной фантастикой, тогда как "Улитка" - типичное порождение фантастики как приема, которую Стругацкие почему-то именуют реалистической. В основе фантастических коллизий первой повести, по моему мнению, - актуальная ныне истина научного социализма об авантюризме экспорта революции, о непреложности предпосылок социального прогресса внутри самого общества. "Космизм" фантастического обобщения позволяет соотнести повесть с многими явлениями мнимой революционности. Предостережения же "Улитки" настолько темны и сумбурны, что писателей даже обвиняли в сочинении пасквиля на советскую действительность[454]. Думается, это такая же крайность, как и противоположная попытка - переадресовать фантастические иносказания капитализму[455]. В фантасмагориях "Улитки" можно вычитать все, что угодно: хотите, понимайте это как сатиру на капитализм, хотите, как сатиру на извращения социализма, а хотите - и как нечто третье, по выражению Стругацких, "даже вовсе невозможное"... А между тем предисловие ко второй части этой повести, написанное А.Громовой, внушает, будто фантастика "Улитки" более высокого ранга, только, мол, она "рассчитана на... квалифицированных, активно мыслящих читателей"[456].

М.Е.Салтыков-Щедрин, кого А. и Б.Стругацкие в одной своей статье назвали среди классиков, чьему художественному опыту они хотели бы следовать, утверждал: "...чтоб сатира была действительно сатирою и достигала своей цели, надобно, во-первых, чтоб она давала почувствовать читателю тот идеал, из которого отправляется творец ее, и, во-вторых, чтоб она вполне ясно сознавала тот предмет, против которого направлено её жало"[457]. В "Улитке" нарушены сразу оба условия. Здесь нет и следа той идеологической определенности, с какой писатели выразили свое, пусть рационалистическое, представление о коммунизме в "Возвращении" или с какой нарисовали в "Хищных вещах века" предостерегающую, пусть и спорную, модель мещанского "коммунизма". А. и Б.Стругацкие пренебрегли самым главным в щедринском опыте - реализмом художественного метода.

Применительно к фантастике реализм эквивалентен научности анализа (прогноза) поднимаемых проблем. Если вкладывать в определение "реалистическая фантастика" хоть сколько-нибудь отвечающий ему смысл, то мера научности фантазии и есть принципиальная мера реализма. Если "бытовик" ещё может выявить тенденцию, эмпирически наблюдая стоящую перед его глазами действительность, то фантаст, когда он надеется проследить эту тенденцию в воображаемых обстоятельствах, посредством одного лишь интуитивно подобранного условно-литературного приема, заведомо обрекает себя на недостоверность, т.е. на отказ от реализма. А по справедливому замечанию З.Файнбург, мера достоверности, мера научности фантастических гипотез есть мера прогрессивности социально-фантастического произведения[458].

С одной стороны, А. и Б.Стругацкие как будто за такую фантастику, которая показала бы, по их словам, "вторжение будущего в настоящее", а с другой, - они не дают ей сколько-нибудь надежного инструмента. Заголовком своей статьи - "Давайте думать о будущем" - писатели как будто выступают против плоского изображательства "предельщиков", а всем содержанием толкают опять же к изображательству только другого свойства - неуправляемому.