Некоторые не уснут

            В полумраке я увидел темную фигуру, развалившуюся в моем любимом кресле. Один тапок был сброшен, и бледная ступня лежала у него на коленях. В "мультике", шедшем по телевизору, что-то взорвалось, и в момент вспышки я увидел весь ужас его ноги. Желтые зубы стиснуты, нос сморщен, глаза прищурены, лоб нахмурен, он сосредоточенно чесал своими грязными "клешнями" красный, чешуйчатый псориаз на стопе.

            - Господи, - произнес я, и задел ногой пустую пивную банку. Та покатилась под захламленный кофейный столик, где стояли чайные чашки. Я схватил со столика пульт от телевизора и убавил громкость. Юэн натянул носок на ногу.

            - Чешется, - сказал он, улыбаясь.

            - Я не удивлен.

            В груди стало тесно. Мысли путались. Что я собирался сказать? Меня душила ярость. Неужели я забыл, что собирался сказать? Возможно, дело в его разоружающем пристальном взгляде, которым Юэн смотрел на меня. Он казался безучастным. Его глаза всегда оставались неподвижными. Он смотрел на меня, словно тот кот, который жил у нас в семье, когда я был ребенком. Кот, который сидел и смотрел. Его черные глаза заставляли меня чувствовать каким-то уязвимым и виноватым, будто его подозрения в моих неприемлемых мыслях были больше, чем догадка. Но он, как кот, действительно ждал какого-то вызова или нападения. Это были глаза человека, не способного на доверие.

            Я отвернулся. От его взгляда я испытывал отвращение, выворачивающее наизнанку. И ненавидел себя за это. Если я не мог выдержать его взгляд, то не удивительно, что он разрушает мой дом.

            Я увидел разбросанные по всей комнате книги, которые он взял с полок. Они лежали раскрытые, лицевой поверхностью вниз. Я не мог сконцентрироваться на чем-то, кроме "мультиков" и картинок в журналах. Я увидел возле его кресла первое издание в твердом переплете Уолтера Де Ла Мара. На суперобложку была поставлена кружка чая.

            Я бросился через комнату и схватил книгу. На обложке красовалось круглое пятно.

            - Господи Иисусе.

            Он захихикал.

            - Ты знаешь, насколько ценная эта книга?

            Юэн пожал плечами.

            - Это просто книга.

            - Моя книга!

            - Извини, - ответил он автоматическим, спокойным тоном.

            - Сколько раз я говорил тебе об этом? - я окинул взглядом комнату, указывая рукой на царящий в ней хаос.

            Он снова захихикал.

            - Вы только его послушайте.

            Я резко закрыл глаза, задержал дыхание и сел на диван.

            - Нам нужно поговорить.

            - О чем?

            - А ты как думаешь? Как я говорил тебе почти каждый вечер на этой неделе, ты не можешь здесь больше оставаться.

            Он уставился на меня, его лицо не выражало никаких эмоций.

            - Посмотри на это место. Посмотри, что ты с ним сделал.

            Он равнодушно посмотрел по сторонам.

            - Извини, на что я смотрю?

            Я хлопнул руками по кожаному дивану.

            - Ты не видишь?

            - Извини, но что ты имеешь в виду?

            Я посмотрел на потолок, словно взывая к кому-то о помощи. Нет, я не дам себя втянуть в очередное бесконечное, цикличное обсуждение, сбивающее с толку, бессмысленное и проходящее в атмосфере его немытого тела и нестиранной одежды.

            - Ты не можешь здесь оставаться. Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня.

            Что-то визгливое было в тоне моего голоса, от чего он звучал глупо и беспомощно.

            - Прости, но почему?

            И тут меня прорвало.

            - Бардак! Гребаный бардак! Мусор. Старые газеты. Грязны чашки и тарелки. Везде пролитая еда. Отопление, включенное на полную. На улице двадцать четыре градуса тепла. Окна закрыты и зашторены. Здесь воняет! Ты портишь мои книги. Мои вещи. Все.

            Все это время его лицо не покидало выражение усталого недоумения.

            - Но мне холодно.

            Я попытался контролировать свой голос.

            - Я знаю, что у тебя проблемы. Но твой самый худший враг - ты сам. Ты не предпринимаешь никаких усилий.

            - Извини, в каком смысле?

            Обхватив голову руками, я произнес:

            - Господи, господи, господи.

            Он захихикал.

            - Это не смешно. Я не шучу. - Я услышал, что мой голос снова начал ломаться.

            Он потянулся за подлокотник своего кресла, достал банку пива и сделал большой глоток. Я смотрел на него, парализованный отчаянием. Наблюдая за этим простым, бесцеремонным, и, казалось бы, беспечным действием, я понял, что презираю его.

            - Слышал, что я сказал? Ты должен уйти.

            - Прости, но куда?

            Я вскинул обе руки вверх.

            - Не знаю. Куда угодно, только не сюда. Домой. У тебя есть родители.

            - Нет, - решительно сказал он, качая головой. - Мне нельзя туда. Видеть их больше не хочу.

            Я прервал его, не желая слушать очередную жалобную болтовню, в которой он стонал о тех, кто обижал его, не имея мозгов признать собственную роль в конфликте. По его мнению, он всегда был непорочен, как и сейчас.

            - Ты должен куда-нибудь уйти. Найди место. Больше я так жить не могу.

            - Прости, как?

            - Если ты сам не видишь, я не стану тебе объяснять.

            - Но ты сам не понимаешь, что говоришь. Хочешь, чтобы я ушел куда-нибудь. - Для усиления своей позиции он помахал рукой над головой. - Но не можешь сказать мне, куда. Так откуда мне знать, куда идти? - закончил он с улыбкой. Довольный собой, он показал мне свои желтые зубы.

            Огромным усилием воли я сохранил уверенность в голосе.

            - "Лут". Есть такая газета. Купи "Лут". Найди там комнату и переезжай.