Хоровод выкружил меня к столу, и я, усевшись, получил тарелку с кучей еды — отборное мясо, присыпанное зеленью, специями, вместе с гарниром из тушеных овощей. Позвав девчат ближе к себе, я уже собрался отставить тарелку в сторону, когда услышал, как шумно дышит Иветт, явно сдерживая рвотные позывы. Судорожно достав из кармашка рюкзака небольшую склянку, кошечка капнула мне в тарелку немного, отчего пища на миг покрылась крохотным пламенем, открывшим ее суть — гнилое мясо чуть ли не уползало с тарелки, киша копошащимися в нем личинками, тогда как полуразложившиеся овощи было сложно разглядеть из-за тучи мошкары, облепившей смердящие остатки.
— Сам не хочешь — дай другим, — улыбаясь, одна из девиц-разносчиц выхватила у меня тарелку и отдала другому парню, который с радостью впился в гниль, роняя опарышей на столешницу и себе за шиворот. Быстро поднявшись, я осторожно проскользнул мимо танцующих и, почти выбравшись, услышал, как сразу и Кейт, и Оу злобно шипят, смотря куда-то вдаль. Волосы и шерстка на ушках у них встали дыбом, как и остальных кошечек, только Эн и Иветт сдерживали свои непроизвольные звуки, но и так было ясно, что Высшая где-то близко.
Сразу несколько разносчиц дружно улыбнулись и звонко сказали, перекрикивая треньканье лютни:
— Ах, наши дорогие гости, не все довольны сегодняшним праздником! Пожалуйста, помогите недовольным покинуть наш город… навсегда.
Глава 36. Молоток для ведьмы.
В этот раз ситуация складывается не слишком приятная, хотя и знакомая, когда против нас сразу толпа. Только вот
Десятки или, если брать в расчет часть тех, кто не успел отойти далеко в сторону центральной улицы и теперь возвращался, то и сотни. Улыбающиеся, ухмыляющиеся и спокойные, тихо посмеивающиеся на фоне неутихающей музыки. Словно по мановению волшебной палочки у многих в руках оказались топоры, дубинки или просто небольшие палки и камушки. Применив
— На них нет прямого проклятия, ня, еще какое-то воздействие! — раздраженно бросила Эн, выцепив одну из самых шустрых девиц и вколов ей снотворное. Кейт тем временем пробежалась по краю дома, расставляя руны, а Оудетт, балансируя по краю, нещадно раздавала металлические пинки, отправляя зазевавшихся горожан в полет. Еще пара секунд — и составляющие нашу убогую возвышенность стенки оказались покрыты льдом, охладив пыл нападающих, так что оставшиеся принялись строить какие-то совсем уж немыслимые акробатические живые лестницы, пытаясь добраться до нас. Все это время были слышны подзуживания, улюлюканья и смех, перемежаемые стуком от летящих камней, которые исправно останавливались дроном.
— Константин, я же могу проверить свою теорию, ня? — осторожно спросила Иветт, поменяв плащ на черный и зарядив болты запястных арбалетов.
— Конечно, а что…, — не дав мне спросить, кошечка уже выстрелила в прыжке, подгадав момент в мельтешении толпы и попав зарядом прямо в лютню хихикающего мужичка, затянувшего какую-то бодрую мелодию.
— Не стреляйте в музыканта, он играет, как умеет! — воскликнула одна из разносчиц, сплюнув на землю, когда инструмент мужичка сгорел дотла, а сам маэстро смотался так быстро, что, вероятно, побил парочку рекордов по бегу. Массовка, раззадоренная происходящим, на мгновение замерла, многие из людей вытаращили глаза, в которых не было и намека на проблески интеллекта, а затем все продолжилось по новой — горожанам хотелось развлечений уже по своей воле. Девицы в толпе то и дело подзуживали людей, обещая разнообразные призы тем, кто сможет достать нас с крыши; тогда Иветт достала свою диковинную балалайку и, проведя по струнам, извлекла из инструмента приятный слуху мотив. К мелодичным переливам добавился непонятно откуда взявшийся ритм и параллельное бренчание, за счет которого звук стал гораздо громче, а затем кошечка, задорно шевельнув ушками под шляпкой, втянула в себя побольше воздуха и звонко заурчала. Последовавшее за этим пение настолько сильно отличалось от привычного образа Иветт, что я невольно засмотрелся на представшую совсем в ином виде для меня неку.
Ее мелодичный, приятный голосок сквозил лаской и заботой, которых не было в ее обычно нарочито вежливой и даже несколько строгой манере общения; глаза из белоснежных стали обычными, и, бросив на меня радостный взгляд, кошечка начала складывать строки: