Некама

Она бросилась к дребезжащему старому лифту, а Гильермо сообразил, что даже не спросил, кто сегодня играет… Посмотрел дома в газете — местная «Атлетико Полисиаль» принимала «Бельграно» из Санта-Роса. Бред какой-то, кого это может интересовать? Тем более, девушку из Ливана? Ох, что-то тут не то. Где она и где футбол? Засада? Возможно. Хотя… в этой глуши и такой футбол — развлечение. Он вспомнил про глушь, и ему вновь стало тоскливо. Сколько ему тут сидеть? До конца жизни? С его-то деньгами? Может, уже давным-давно не надо никого опасаться, и его трюк на Урале с подкинутым трупом удался, а у него развилась мания преследования?

Он-то думал, что все будет как положено: в Риме нашел епископа Гульда, который, как и других, за относительно небольшую плату переправил его по хорошо известной цепочке в Латинскую Америку — как он и предполагал, золото творило чудеса. Сначала ринулся в Бразилию, в Сан-Паоло, там была большая немецкая колония, ребята из СС и СД. Но отнеслись к нему с изумлением, не понимая, как у этого унтерменша хватило наглости пытаться устроиться вместе с ними. Ладно, хоть удалось документы выправить, про золото помните?

Не особо обрадовались бывшему «сослуживцу» и в Аргентине, нечего было и думать устроиться в Буэнос-Айресе, кто бы его там допустил до кормушки? Даже с его золотым запасом. Немцев он изучил хорошо, чванливые напыщенные идиоты. Надо было ехать в Канаду или в Америку, но там было опасно, оттуда экстрадировали. А отсюда — нет. Плюнул на все — и уехал в эту чудовищную глушь, где просто подыхал с тоски. Серьезно боялся спиться. А что еще тут было делать?

Так что черт бы с ним, внезапно решил синьор Винсенте. Хоть какой-то всплеск адреналина в этой дыре. Сколько можно жить червяком? Да и крепок он пока, справится, если что. С ней-то точно, ну, а если приведет еще кого-то, то и с ним наверняка. А ведь может и такое быть, что ему предстоит ночь с горячей арабкой, а он себя просто накручивает? На этом континенте все помешаны на этом дурацком пинании мячика ногами, даже женщины. Все может быть. Может и скучающая богатая ливанка поддалась общему поветрию? Кто знает. Он посмотрел на себя в зеркало. 40 лет, конечно, не 20, но он еще вполне себе привлекательный мужчина. Надоело бояться! Приключение!

Винсенте быстро принял душ, побрился, смочил щеки одеколоном, кинул в рот мятную лепешку, на всякий случай положил в кошелек презерватив. Потом передумал и сунул пакетик с контрацептивом во внутренний карман пиджака — вдруг придется расплачиваться, и она в кошельке увидит вот это вот?

Чтобы унять возбуждение, прошелся до отеля пешком, но все равно приперся слишком рано. 19:30? Лейлы не было. Появилась она без десяти восемь, вылетев из лифта с мокрыми после душа волосами, одетая в легкие брючки и тонкую блузку. На ногах — туфли на низком каблуке. Короче — ни дать, ни взять, истинная латиноамериканская болельщица! Кинулась к нему, размахивая сумочкой:

— Гильермо! Я опоздала! Мы опаздываем!

На бегу бросила портье:

— Закажите нам такси, пор фавор!

Такси, естественно, по здешней привычке приехало не через три минуты, как клятвенно обещал диспетчер, а через четверть часа. Девушка вся извелась, все время смотрела на часы, требовала от портье поторопить машину, хватала синьора Винсенте за рукав, в общем, была в необычайном возбуждении. «Это же надо так любить футбол!» — удивлялся Гильермо, любуясь Лейлой. А когда она прижалась к нему во время очередной нервной беготни, обнаружилось, что она без лифчика. И как к этому надо было относиться? Это на что-то намекало или у них там в Бейруте так принято?

За рулем такси сидел какой-то мрачный тип, жевал резинку, на которой весь мир посходил с ума, понабрались у американцев! В последний момент, открыв дверь заднего сиденья, Гильермо вдруг резко передумал, собрался пожелать ей удачи, закрыть дверь и отправиться от греха восвояси, но она подвинулась, освобождая ему место, задорно похлопала по сиденью рядом с собой. И он сел.

Они крутились по узким улочкам Сан-Фернандо-дель-Валье-де-Катамарка, когда она положила ему руку на шею, потеребила волосы на затылке. Гильермо повернулся к ней, заглянул в эти огромные глаза — «еврейские!» — мелькнуло у него в голове, и внезапно узнал ее. «Не может быть! Просто не может быть!» — подумал он, и в этот момент что-то больно кольнуло его в шею, вонзилось, он почувствовал, как что-то холодное потекло внутрь его тела, и это было последнее, что он почувствовал.

Когда он очнулся, долго не мог вспомнить, что же с ним произошло, почему так сухо во рту и так больно глазам. Попытался двинуться, обнаружил, что не может. Приоткрыл глаза, в которых пульсировала боль, нудная такая, волнами. Напротив него сидел таксист, тот самый, хмурый. И хоть соображал он пока туго, но понял, что все-таки попался. Все же попался. И так глупо попался. Так банально. И еще очень больно было рукам, страшно тянуло.

— Очухался, Сашко? — спросил «таксист» по-русски. Кулик вздрогнул.

— Ты кто? — спросил он глухо. Сухой язык еле ворочался.