Неизвестный В. Я. Пропп

В этот день он учиться не будет. Пусть его бьют, колют, режут, пусть делают с ним, что хотят, сегодня он учиться не будет.

II

Федя растет. Теперь ему уже лет восемь. Мама находит, что он мальчик хороший. Он спокойный, послушный, вообще — пай-мальчик. Только он глядит как-то странно и любит задавать странные вопросы:

— А что думает петух?

— Почему у лошадей нет рук?

Он боится темноты, боится грозы. Грозы он перестал бояться только тогда, когда ему сказали, что гром бывает оттого, что господин Янковский (который умер давно) на небе катает белье.

Но хотя он хороший мальчик, он не воспитан. Мама понимает, что она не умеет воспитывать. Поэтому Федя бывает иногда нетерпелив, он непоседа и как-то странно иногда врет.

Надо взять воспитательницу. Пусть она будет учить детей по-немецки и по-французски и играть на рояле, пусть она научит их хорошим манерам. Она будет учить Федю и Нелли и будет и Бобе помогать учить уроки.

Дети стали ожидать великого события.

* * *

Великое событие совершилось в теплый весенний день, когда со двора струился нежный запах расцветающей яблони.

Дети ждали звонка. И вот звонок раздался. В дверях показалась фигура. Иначе ее никак нельзя было назвать. Это было что-то очень длинное, высокое, с огромной соломенной шляпой, на которой колыхались две красные розы. В руках был чемодан, а сзади показалась бородатая рожа извозчика, который нес что-то огромное вроде сундука.

— Здравствуйте, детки. Надеюсь, мы не будем с вами ссориться.

Фигура подошла к зеркалу и стала вынимать из самой головы — как показалось Феде — длинные-предлинные булавки, одну за другой, и осторожно втыкать их в висящий под зеркалом прибор.

Потом осторожно была снята шляпа и положена на стол. Показалась голова, совершенно невероятная по своей огненности. Дети переглянулись и поняли друг друга.

Рыжая!

Потом была снята мантия, и из-под мантии показалось лимонно-желтое платье с васильками. Был брошен еще долгий взгляд в зеркало. Дети смотрели туда же и опять переглянулись.

Веснушки!

Началась новая жизнь, совершенно новая и — ужасная.

Когда из сундука были вынуты платья, рубашки, носовые платки, фотографии и тысячи других вещей и все это было расставлено по шкафам, комодам, этажеркам, ящикам и другим многочисленным местам, Рыжая подозвала к себе Федю.

— Подойди-ка сюда! Покажи руки. Так. Зубы? Так. Чистил сегодня зубы? Нет? Поправь воротничок и галстух. Подтяни чулки. Теперь возьми стул и сядь против меня, и я тоже сяду. Теперь отвечай мне: ты хороший мальчик или нет?

Федя молчал.

— Ну?

— Я не знаю.

— Ты не знаешь? А я знаю. Повторяй за мной слово в слово то, что я скажу. Повтори: я гадкий, нехороший мальчик. Ну...

Феди повторил.

— Не смей шевелить руками и глядеть по сторонам. Сложи руки вот так. Теперь дальше. Ты говоришь иногда неправду?

— Не знаю.

— Опять не знаю. Повтори: я иногда говорю неправду.

Потом пришлось сказать, что он недостаточно любит папу, маму, Бобу и Нелли, что он непослушен, ленив, что не молится Богу, что он мучает животных, что он слишком любит конфеты.

— Ну, а хочешь ты исправиться?

Пришлось сказать: да, хочу.

— Очень хочешь?

— Очень.

— Повторяй: я хочу каждый день молиться. Я буду любить папу, маму, Бобу и Нелли. Я никогда не буду говорить неправду и т. д. и т. д.

— Так. Ну вот. Ты знаешь, кто я? Я должна помочь тебе исправиться. Сознание своих грехов и раскаяние есть первая ступень к исправлению. Поцелуй меня. Я тебя отпускаю. Позови теперь Нелли.

В гостиной сидел Боба, задрав ноги на диван и положив подбородок на колени, надув щеки. Нелли, наклонив головку, со вздохом вошла в спальню.

— Ну, не дура ли? Феноменальная дура. Это тебе наняли ее, тебе и Нельке, да, а не мне. Я уже латынь изучаю, а она в этом ни шиша не понимает. Да. Ни шиша. Ха! Я ее проучу. Погоди! Еще сегодня вечером.

Через полчаса вернулась Нелли и позвала Бобу.

— Она сказала, что я хорошая девочка. Да.

Нелли от гордости как бы выстукивала головой каждое слово.

— Вот. А про тебя она сказала, что ты, может быть, хороший, а может быть, злой, и что если ты будешь злой, чтобы я ей говорила. А про Бобу она сказала, что он, кажется, нехороший, но что она еще посмотрит. А еще она сказала, что дети всегда должны говорить «спасибо» и что она начнет нас учить сегодня за столом, потому что мы не умеем говорить как следует «спасибо». И еще она нас будет учить французскому и по-немецки.

Через десять минут из комнаты выскочил Боба, красный, как мак, и со злыми, блестящими глазами.

Нелли только еще успела сказать:

— Я ее очень буду любить. Очень. Вот увидишь.

Детей позвали к столу. Мамы не было. Мама отстранилась, чтобы не мешать воспитывать ее детей.

Дети разом сели на свои места и взялись за вилки в ожидании картошки.

— Дети, дети, разве так можно? Разве так садятся за стол? Встаньте.

Дети встали.

— Федя, ты, как младший, первый прочти молитву.

Федя прочел.

— Нелли!

Нелли прочла.

— Боба!