Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

– Ну? – спросил он. – Что лежим? Устали?

– Ваше благородие, из пулеметов садят, головы не подымешь. Вон сколько наших покосили.

– Гранаты есть?

– А какой толк? Не достанешь их. Там штаб у них, офицеры живут.

– Отползайте за пагоду, – попросил Сомов, – не все, не все. Вы постреливайте, шумите больше.

Трое казаков отползли вместе с Сомовым к лошадям. Сомов достает из кожаного подсумка веревки, бросает их казакам.

– А ну привязывайте меня под брюхо.

– Ваше благородие, лошадь повалят, вас замнет.

– Ну! – прикрикнул Сомов. – Быстренько.

Выносится из-за маленькой пагоды конь, несется во весь опор через площадь к зданию хунхузского штаба, туда, где пулеметчики засели. Конь без седока, на седло накинута попона – цветастая, видно, какому князю конь принадлежал. Пулеметчики смотрят на коня, который несется через площадь, смеются, говорят что-то друг другу. Один из них скручивает лассо, чуть поднимается с земли – хочет заарканить коня, но в это мгновение Сомов бросает две гранаты – одну за другой. Грохочут разрывы, ржет конь, поднявшийся на дыбы, ревут казаки, бросившиеся в штыковую.

Сомов берет левой рукой нож, который был зажат у него во рту, перерезает веревки, акробатически выпрыгивает из-под коня, катится кубарем по земле, быстро отползает к заборчику, перемахивает через него.

Тот молоденький, ласковый офицер, который захватил Дариму, сейчас хлещет девушку по щекам, тащит ее к машине. А она вырывается от него, то и дело оборачиваясь к востоку – туда, откуда гремят залпы унгерновских орудий. Гамины, пробегающие мимо офицера, который тащит за собой девушку, вытягиваются по стойке «смирно», козыряют офицеру. Он что-то кричит им на своем языке. Они помогают ему бросить Дариму в машину. Девушка пытается выбраться из машины, но офицер снова бьет по лицу и в яростном остервенении срывает у нее сережку – точь-в-точь как та, что у Мунго в мочке.

Сомов с казаками и с монгольскими солдатами вот-вот настигнет машину. Но нет, офицер приник к пулемету, установленному на заднем сиденье. Двое гаминов бросили Дариму на пол, прижали ее ногами, и, поливая огнем преследователей, машина скрылась в переулке.

Выскакивают из штаба гамины с поднятыми руками – и офицер, и унтер-офицер, и солдаты. Проходят мимо Сомова, который сидит на коне – запыхавшийся, шапка прострелена пулей, лицо исцарапано в кровь шальным осколком. Он смотрит на проходящих мимо гаминов и видит на каменистой твердой земле, как капельку крови, сережку. Он поднимает сережку с земли, смотрит в бинокль на машину, в которой увозят девушку, весь подается вперед и видит номер: Л-293.

Оборачивается, замечает медленно въезжающего в город Унгерна со свитой, козыряет барону.

Унгерн подъезжает к нему вплотную, улыбается.

– Умница, – говорит он, – не ждал.

И треплет Сомова по щеке, будто девушку. Ванданов и охранники бегут к тюрьме.

Они открывают тюремные ворота. Ванданов бежит мимо ящиков – заключенные провожают его радостными, в слезах улыбками. Останавливается напротив ящика Мунго, срубает шашкой замки с ящиков, в которых томились Хатан Батор и Мунго, выводит их из тюрьмы – шатающихся, окровавленных, счастливых. Их окружают казаки, помогают им сесть на коней. Ванданов возвращается в тюрьму и спрашивает первого сидящего в ящике:

– За что сидел?

– Против гаминов говорил.

– И правильно говорил. Свободен.

Срубает замок, выпускает из ящика человека, переходит к следующему.

– За что сидел?

– Свою дочь гаминам не отдал.

– Свободен.

Разрубает ящик, выпускает человека. Подходит к следующему:

– За что сидел?

– За то, что большевик.

Ванданов молча стреляет человеку в лоб, подходит к следующему ящику с тем же вопросом…

ГРОМАДНАЯ ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ХРАМОМ БУДДЫ.

На трибуне – император, Унгерн, Хатан Батор вместе с Мунго, Сомов, доктор Баурих, Ванданов, главы дипломатических миссий.

Медленным шагом на середину огромной площади выходит глашатай. Он объявляет:

– Великому воину Унгерну, освободителю Монголии, спасителю желтой веры, император дарует титул «дархан хошой чин ван» – великий богатырь, князь непобедимый.

Ревет площадь, взлетают в небо желтые лисьи шапки, палят из ружей стрелки.

Поднимается Унгерн, нервно мнет белую папаху в левой руке, говорит:

– Император! Братья солдаты! Бог привел меня к вам для того, чтобы отдать жизнь в борьбе против развращенного Запада. Вожди должны быть восстановлены на престолах! Народ изживет из себя яд либеральных веяний, а мы вернемся обратно сюда, в великую Азию, которая может принадлежать только азиатам. Отсюда идет великое избавление миру.

Грохочет оркестр. На площадь выскакивают маски драконов – черные, желтые, мелово-белые, красные – начинается мистерия ужаса. Разноцветные маски прыгают вокруг громадного желтого черепа, кланяются ему, завывающе поют в его честь древние гимны.

Вдруг маска желтого черепа, взмахнув неестественно длинными черными палками рук, что-то кричит – протяжное, длинное. И все остальные маски – а их больше тридцати, – падают ниц и медленно уползают в распахнутые ворота храма. Череп кланяется трибунам и, пятясь, скрывается в воротах.