В 1941 году военное руководство страны получало типовые доклады: «В соседних полках отмечены разговоры такого содержания. Сейчас 50 % колхозников настроены против Советской власти. Наши генералы кричали, что будут бить врага на чужой территории, а делается все наоборот. Русский народ продали генералы» (ЦАМО РФ. Ф. 358. Оп. 5914. Д.1. Л.3).
«Конечно, и Сталин, и Жуков, и Мехлис были едины в том, что таких солдат, ведущих такие разговоры, надо смело бросать в бой, заставлять идти в атаку в полный рост – и обязательно – «до последнего человека». Это и происходило – не только в 1941-м под Москвой, но и в 1945-м, на Зееловских высотах и в Берлине… В августе 1945 года маршал Жуков поразил генерала Эйзенхауэра, будущего президента Америки, откровенным рассказом о марксистско-ленинском методе преодоления немецких минных полей. Цитируем прославленного Жукова: «Когда мы подходим к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет. Потери, которые войска несут от противопехотных мин, считаются всего лишь равными тем, которые мы понесли бы от артиллерийского и пулеметного огня. Атакующая пехота подрывает противопехотные мины. Когда она достигает дальнего конца поля, образуется проход…»
«Я представил себе, – пишет Эйзенхауэр, – что было бы, если бы какой-нибудь американский или британский командир придерживался подобной тактики… Американцы измеряют цену войны в человеческих жизнях, русские – во всеобщем «очищении» нации» [50] .
В СС готовили настоящих жрецов для человекоубийственных ритуалов: «Трагедия величия состоит в том, что нужно нагромождать трупы».
Гитлер был возмущен тем, что Паулюс не покончил самоубийством: «Что теперь есть жизнь? Жизнь – это народ, а индивидуум должен умереть… В понимании Гитлера всемирная история должна была протекать по безжалостному сценарию, созданному им из смеси книг Карла Мая, дневников Вагнера и описаний сражений, взятых из учебников».
Фон Манштейн писал о Гитлере: «Его образу мыслей более импонировало зрелище груд окровавленных трупов противника перед нашими неприступными позициями, чем образ умелого фехтовальщика, уклоняющегося от выпадов нападающих, чтобы в нужный момент нанести смертельный удар»….
«Действительно, вся его политическая карьера, и не только в последние годы, когда фюрер, чтобы продолжать войну на уничтожение, вынужден был поддерживать себя уколами, демонстрировала совершенно необычайную целеустремленность, скрытую за беспорядочным фасадом» [20].
Биограф Гитлера Иоахим Фест считает: «Уже после зимы 1941 года он знал, чем все это кончится. И осознанно потащил за собой страну в пропасть» [51] .
Еще в начале 30-х годов он говорил: «Погибая сами, мы увлечем с собой в бездну еще и половину мира». В 1945 году впору было вспомнить эти слова. «Чтобы создать атмосферу жесточайшей непримиримости, Гитлер в феврале дал Имперскому министерству пропаганды указание так подвергать нападкам и оскорблять в личном плане государственных деятелей коалиции, «чтобы они были лишены возможности сделать немецкому народу какое-либо предложение».
По свидетельству историков, как и в ранние годы, когда Гитлер обрел самоуверенность именно в кризисные периоды, так и теперь с каждым новым поражением у него возрастала вера в себя. Свою силу и опору он черпал именно в катастрофах. Точнее, подпитывался за счет принесенных жертв.
Даже грядущие военные триумфы представлялись ему в каком-то танатократическом духе. «На границах империи – от скалистых берегов Атлантики и до русских равнин, – провозглашал Гитлер, – будут возведены величественные мемориальные «Тотенбурги» – «Крепости мертвых».
Он не хотел мира. Но по другую сторону фронта, в Англии, Америке, СССР правители делать мирных предложений и не собирались. В демократическом мире звучали призывы к тотальному уничтожению немцев. Черчилль предлагал начальнику Генерального штаба «поразмыслить над вопросом об удушающих газах». Лондонская «Джейли Геральд» опубликовала статью священника Уиппа: «Лозунгом должно быть их истребление. Для этой цели наша наука должна сосредоточиться на открытии новых, еще более ужасных взрывчатых веществ. Проповедник Евангелия не должен поддаваться таким чувствам, но я откровенно заявляю, что если бы я мог, я стер бы Германию с карты мира. Это дьявольская раса, которая была проклятием Европы на протяжении веков».