Однако понятия причастия и искупления у Вагнера только на первый взгляд напоминают христианские. В этом выразилось его типичное масонское мировоззрение, для которого характерны псевдохристианские компиляции. Духовный процесс подмены смыслов известен. Инициация в масонском ордене, которую прошел и Вагнер, призывает духа нечистого. Дух Святый отходит, а вместе с Ним и понимание сути вещей. Истина заменяется диавольской бутафорией. Тут на сцене и возникают предметы вроде чаши, напоминающей потир для причастия, но наполненной неизвестно чем.
Остроумно замечал Макс Нордау: «Вагнеровское «искупление» не имеет ничего общего с этим богословским понятием. Оно у него вообще не имеет определенного содержания и служит для обозначения чего-то прекрасного, великого, но чего именно — неизвестно. Слово это, очевидно, произвело на него с детства глубокое впечатление, и впоследствии он пользовался им, как каким-нибудь минорным аккордом»[28][27].
Можно согласиться: «христианство» позднего Вагнера на самом деле являет нам кощунственную карикатуру на Спасителя. «К концу своей жизни он почувствовал влечение к образу Христа, но скроил христианство по собственной мерке. В самом деле, он думал, что Тайная вечеря означает возвращение к первоначальной невинности, что она символизирует уважение к новой жизни, т. е. вегетарианство. Именно в этом смысле хлеб и вино заменили собой плоть и кровь…» [30].
Надо пояснить, что это за «первоначальная невинность» имеется в виду: «…по Вагнеру было две причины, которые привели к дегенерации белой расы: дурное питание, сделавшее плодоядного вначале человека плотоядным, и смешение рас, глубоко испортившее первобытный характер и наследственные качества древних арийцев».
«Вобрав в себя личность Вагнера», подражая ему, «плодоядным» стал и Гитлер. И — жидоедом. Этот свирепый вегетарианец прекрасно помнил слова композитора о том, что еврей — «прекрасный представитель эгоистической воли к жизни, тип расчетливого хищного зверя, в тысячу раз более опасного и жестокого, чем воинственный хищный зверь; он воплощенный торжествующий демон человеческого вырождения».
Вместе с тем Гитлера вдохновляло то, что Вагнер смог преодолеть в себе голос чуждой крови! Значит, это возможно! Реально! Гип-гип-ура![29]
Гав-гав! Гав! Да, кроме всего прочего, Гитлера связывала с Вагнером общая любовь к собакам. Некоторые считали, что Вагнер «…чувство симпатии к животным распространил и на евреев, порабощенных и выхолощенных им как Иосиф Рубинштейн и Герман Леви, эти собаки Вагнера в человеческом облике, одушевленные вещи, полностью подчиненные его контролю: радость реванша, отталкивание, преображенное в притяжение. Подобные замещения также отмечаются среди нацистских убийц, больших любителей животных, гордящихся своей доброжелательной симпатией к еврейским рабам, приставленным к ним в качестве личных слуг»[30].
Кстати, сам Вагнер настоял, чтобы премьерой «Парсифаля» дирижировал Герман Леви, сын раввина. Другой его клеврет — пианист Рубинштейн, был предан своему кумиру настолько, что после его смерти покончил с собой на его могиле.
Рыцарский крест для гнома
Гитлеру с его еврейским окружением повезло не так, как Вагнеру. Своему личному фотографу еврею Гофману он обязан был двумя важнейшими знакомствами. Но если Ева Браун осталась верна ему до самого конца, то доктор Теодор Морелль, получивший доступ к телу фюрера, вел двойную игру. Он стал самым настоящим отравителем Миме при новоявленном Зигфриде. Но в отличие от своего легендарного предшественника, фюрер не почувствовал опасности. Не отвел чашу с ядом.
А ведь знал, что злобные вагнеровские гномы — прообраз столь нелюбимых им евреев. И что предатель Миме пытался отравить своего воспитанника Зигфрида.
Мнение о евреях как об отравителях шло в Европе, по крайней мере, со Средневековья. Их обвиняли, например, в распространении ужасной эпидемии чумы.
Не случайно «сразу после прихода Гитлера к власти в апреле 1933 г. нацисты запретили ученым еврейской национальности из берлинского института Кайзера Вильгельма проводить опыты с культурами бактерий тифа, холеры и пр., чтобы евреи не отравили питьевую воду!
В сентябре 1939 года в официальном органе фашистской прессы V"olkischer Beobachter… было опубликовано сообщение о том, что во время вступления германских войск в Польшу евреи отравили запасы воды, которую пили немецкие солдаты. А в официальном сообщении из Берлина говорится, что членам еврейской общины в Варшаве строго запрещено покидать территорию гетто, поскольку они — «переносчики заразы и другой инфекции»… Очевидец событий Абрахам Вайс вспоминал: «Эпидемия тифа охватила весь город, и жертвы были как среди «арийского» населения, так и среди «неарийцев». Но нацисты решили выделить еврейский квартал в качестве «очага инфекции». Они официально объявили об этом и заставили еврейскую общину оплачивать издержки по содержанию больниц для ухода за всеми пострадавшими от эпидемии» [41]. Вот документальные кинокадры: евреи моют щетками мостовую. Уныло, неумело, но моют.