Неизвестные солдаты, кн.1, 2

Потом было что-то смутное. Игорь, как в полусне, видел расплывчатое лицо Магомаева, шевелившего губами. Но слов Игорь не слышал и поэтому злился на лейтенанта за то, что тот не говорит громко. Его несли на носилках, а ему казалось, что он плывет в воздухе. Он пытался вспомнить нечто очень важное. Он должен был сделать, но не успел… Он даже улавливал, напрягая память, какие-то смутные образы, какие-то слова. От этих усилий начинала болеть голова и все затягивалось туманом. Очнулся Игорь от толчков. Неподалеку раздавались взрывы, и кровать, на которой он лежал, сильно вздрагивала. Он с трудом повернул голову, увидел дядю Ивана, сидевшего на табурете, конопатое лицо Левки Рожкова. Хотел подняться, но тело было чужим, не слушалось его. Раздражающе ныла нога и тупо болел затылок.

– Бомбят? – спросил Игорь.

– Бомбят, – ответил дядя Иван. – Ты, Игорек, может, пить хочешь?

– Нет, руку дай. – Дядя Иван положил ему на грудь тяжелую ладонь. – Так мне спокойней… Мы что, стоим?

– Всю ночь простояли. Не дает немец ходу. Говорят, что тут выгружаться будем… Ты не шевелись, не шевелись, нельзя тебе.

– Нога как?

– Перебило тебе ногу-то. Ну, это не больно страшно. А еще сорок три щепки доктор у тебя из ноги вынул. Были такие, что с палец. А больше мелкие, вроде как колючки от шиповника, – рассказывал дядя Иван, поглаживая грудь Игоря. – И головой ты, видать, крепко тяпнулся. Доктор все трещины на ней искал.

– Ну, а теперь-то куда меня?

– Теперь на лечение. Машина вот-вот должна подойти.

– А в нашем медсанбате нельзя остаться?

– Не разрешает доктор. – Дядя Иван вздохнул, наклонился ниже. – Домой-то написать или как?

– Написать, написать, – заволновался Игорь, вспомнив вдруг то, что не давало ему покоя. – Ты, дядя Иван, обо мне ни слова, понял? Сам сообщу… Сумка моя где? Полевая сумка. Лева, блокнот в ней. Возьми.

– Взял, Игорь.

– Лева, там письмо в райком. Про красноармейца Конюшина… Лева, ты оформи его. И отправь обязательно… Ты нашел?

– Нашел, все сделаю.

– Фу-у-у, – выдохнул Игорь. – Вытащил гвоздь.

– Какой гвоздь? – не понял Рожков.

– Из головы гвоздь, – невнятно произнес Булгаков.

Его снова охватила слабость.

Дядя Иван и Рожков переглянулись.

– Опять бредит, – шепотом произнес Рожков.

* * *

Немцы, не желая заниматься тяжелой и грязной работой, использовали для этого пленных, создавая из них специальные команды. Выбирали наиболее крепких. Кормили сносно – остатками со своего стола. Даже выдавали одежду с трофейных советских складов.

Пашка Ракохруст попал в рабочую команду авиационного полка со сборного пункта пленных еще под Барановичами. Устроился он неплохо. Сумел сразу же показать себя: дней пять, разгружая бомбы с автомашин, работал как вол, не отдыхая, подгоняя других. Немцы оценили его усердие, назначили старшим. Теперь Ракохруст распоряжался двадцатью пленными, сам ничего не делал. Иногда запаковывал посылки с разным добром, которые летчики во множестве отправляли в Германию.

Приказания Пашки пленные выполняли без возражений, но сторонились его, как чужого. Это обижало: чего они строят из себя девах нетронутых? Все один грех приняли – лапки кверху подняли, иначе не очутились бы тут. Сам Пашка нисколько не раскаивался в том, что сдался в плен. Каким бы ни был исход войны, он останется жив, а это самое главное.

Первое время охраняли их слабо: по ночам часовой спал, закрыв дверь на замш. Но после того, как трое красноармейцев сбежали, Ракохруст, боясь неприятностей, попросил фельдфебеля, чтобы караулили их по всем правилам. Охранять пленных стали надежно, а Пашке с того дня начали выдавать пищу в двойном размере.

– Отрыгнутся тебе немецкие разносолы, – говорил ему красноармеец Кулибаба.

Пашка ненавидел этого тощего – кожа да кости – бойца с нежным лицом. Ненавидел, а сделать с ним ничего не мог. Этот хилый интеллигентик с телячьими глазами, которого Пашка называл не иначе как «рахитиком», знал довольно сносно немецкий язык. Немцы использовали его для работы в штабе. Через него Ракохруст получал распоряжения. Кроме всего прочего, Кулибаба служил как бы музейным экспонатом. Летчики, подобравшие его в Бресте, приводили своих друзей и приятелей поглазеть на отважного русского солдата. Красноармеец три недели сражался в окруженной крепости, а когда все его товарищи были перебиты, укрылся с пулеметом под бетонным колпаком и сопротивлялся, еще двое суток, пока не потерял сознание от истощения. Командир немецкого полка поставил этого красноармейца в пример своим солдатам.

Пашка не особенно верил такой легенде, больно уж дохлым казался ему Кулибаба, непригодным для таких дел. Но однажды ночью, случайно проснувшись, Ракохруст услышал, как Кулибаба шепотом рассказывает товарищам: