Неизданный Федор Сологуб

Еще гудят колокола,
Надеждой светлой в сердце вея,
Но смолкнет медная хвала
По слову наглого еврея.

Жидам противен этот звон, —
Он больно им колотит уши,
И навевает страхи он
В трусливые и злые души.

Иная кровь, иной закон.
Кто примирит меня, арийца,
С пришельцем из других сторон?
Кто смоет имя: кровопийца?

Но будет день, — колокола,
Сливаясь в радостном трезвоне,
Нам возвестят: Русь ожила.
Опять в блистающей короне.

30 июня (13 июля) 1924

247

Дали стали очень жестки,
Ноги туги, мало сил.
В лавку здесь на перекрестке
Заходить я полюбил.

Проторил туда дорожку,
И узнал уж скоро я,
Что торгует понемножку
Там актерская семья.

Спички, хлеб, пшено, селедки,
Папиросы, соль, лук, рис…
Лица ласковы и кротки
У актера и актрис.

Нынче жарко, даже знойно.
За прилавком лишь одна
Продавщица так спокойна,
Так румяна и стройна!

Покупая папиросы,
Под доскою откидной
Вижу я, что ноги босы
У хозяйки молодой.

Низошло очарованье.
Обратило дом в чертог
Это светлое мельканье
Из-под юбки легких ног.

В сердце входит умиленье,
Как молитва в тихий храм,
И табачное куренье
Облечется в фимиам.

5 (18) июля 1924

248[73]

Река времен имеет острова.
Хотя стремительно текут мгновенья,
Порой душа, жива и не жива,
      Пристанет к острову забвенья.

Тогда она уходит в глубину,
Откуда ей не слышен шум потока,
И этот странный миг, подобный сну,
      Переживает одиноко.

Уже твоя расширилась река,
Уже увидел близко жизни цель ты,
Дышать отрадно, тишина легка
      На островах широкой дельты.

12 (25) июля 1924

249[74]

Прозрачной ночью от вокзала
По царскосельской тишине
Шел босиком я. Очень мало
Прохожих встретилося мне.

Но по дороге на крылечке
Один сидел, и перед ним
Свивался в легкие колечки
Чуть видный папиросный дым.

Колечки эти оковали
Мой путь. Я на крылечко сел
И закурил. Мы помолчали,
И он, как видно, захотел

Поговорить. Ну что ж, прохожий,
Поговорим, уж так и быть.
Хотя совсем с тобой не схожий,
С тобой умею говорить.

Кто б ни был ты, простой рабочий,
Совслужащий или торгаш,
Ты сам в покое светлой ночи
Мне тему для беседы дашь.

Поговорили, как и все мы,
Как водится, о том, о сем.
Слегка и той коснулись темы,
Зачем иду я босиком.

Да не дивился он на это.
— Кому как нравится. Ну что ж!
Оно, конечно, нынче лето,
Так и без обуви пройдешь.

— И образованные тоже,
На днях на Вырице видал,
Обутка — собственная кожа, —
Он мне раздумчиво сказал.

Поговорили очень мило,
И я пошел себе домой,
А он сидел еще, уныло
Качая темной головой.

16 (29) июля 1925

250[75]