Его чрезвычайно занимают письма мои и Мопассана. Жюлиан, в самом деле, может заменить собой публику. Он, кажется, сделал новое открытие: что я не более как фанфаронка в дерзости, а в корне вещей ребенок, которого способно сразить одно грубое слово. Он говорит, что если бы я только подождала пару дней, я могла-б написать такой ответ Мопассану, что он навеки остался-б в положении глупенького ребенка. Но так как я поспешила, то и вышло наоборот: я сыграла роль маленькой глупенькой девочки, — девочки, которая разочаровалась в своем идоле и этим уничтожена.
Четверг, 22 мая 1884 г.
Я давно уже обещала навестить Каролюса Дюрана и сегодня утром вспомнила про свое обещание. Он принимает по четвергам утром. Мы и пошли к нему.
Этот очаровательный человек одет был в бархатную куртку гранатового цвета, и, поверите ли, когда мы входили, он изображал какой-то испанский танец под звуки гитары, на которой наигрывал его друг. Впрочем, и я после играла на органе, а он пел.
Я становлюсь немного нервозной. Ровно год тому назад я испытывала подобную-же глубокую тоску. Все это пустяки!
Пятница, 23 мая 1883 г.
Открытие выставки Мейссонье в пользу ночлежных домов.
Maman — патронесса выставки.
Там имеется на 6 миллионов картин, и это не больше, чем треть того, что он сделал. Я в темно-сером платье. Встретила многих знакомых. Приятно провела с четверть часа. Оттуда мы отправляемся в Салон. Народу совсем мало. Каролюс Дюран очарователен, как всегда. Я сильно надеюсь, что он подаст голос за меня.
М. N. предупреждает о своем посещении сегодня вечером и говорит: «Не приходите все-таки в отчаяние!»
И легко заметить, что он беседовал обо мне со всеми художниками. Не есть ли это особая тактика со стороны X., чтобы довести меня до скромности и таким образом купить у меня что-нибудь очень дешево?
Получила несколько слов от архитектора.
«Ch`ere demoiselle!
Все не более, как ослы, — положительно, все! Медали существуют только для ничтожеств. Создавайте еще лучшие вещи, — можно всегда творить все лучше и лучше — это единственный способ отомстить им. Истинный художник стоит выше всех таких интриг. Примите уверение в моей искренней дружбе и поклонении вам.
Эмиль Бастиен-Лепаж».
Среда, 28 мая 1884 г.
Я ответила М-r Жюлиану:
«Милостивый государь!
Не выводите заключение из того, что я вам вновь пишу, что я очень взбудоражена… (Я не припомню уже письма, но по существу я ему сказала, что, не желая увлекаться, я не могу более предполагать, что Жюлиан способен был сыграть комедию).
Я хотела бы, дорогой наставник, знать, в чем дело, что сказало почтенное жюри, каковы главные недостатки. Почему? Я гораздо хуже думаю о своей живописи, нежели кто бы то ни было; но я, против воли, оглядываюсь направо и налево, смотрю на работы, удостоившиеся медали, и остаюсь погруженной в целое море сомнений. Единственно, что меня интересует, это — хороша или плоха моя картина? Не говорите мне, что она хороша, чтобы меня утешить: лучше вам сказать мне правду и не оставлять меня на ложном пути. Может быть, как раз те вещи, которые я считаю слабыми или нелепыми, именно и хороши; может быть, я просто ошибаюсь, и только. Я знаю, что тот, кто действительно силен, всегда в конце концов успевает, но не с таким запозданием и не с таким трудом!
Мне, право, стыдно так много говорить о себе, но нужно-же защищаться. Я считаю себя очень беспристрастной: я в одно и то-же время и актер, и зритель. Я, зритель, сужу себя — актера. Моя картина хороша не по сравнению с работами призванных мастеров, но по сравнению с теми, которые удостоились медали. Господи, Господи!..
Пятница, 30 мая.
Сегодня вечером у маркизы С. Там были m-me Краус, виконтесса Тредерн, принцесса Жанна Бонапарт и др.
Графиня Тредерн — grande dame, которой сделали чудовищную рекламу, как аристократической певице. Она красива, необычайно богата и поет очень хорошо. В общем итоге — один из редких талантов большого света.
Я мрачна и думаю о философии любви и о любви философов. Все эти люди вокруг меня заняты были вполне реальными вещами, между тем как я погружена в грезы…
Понедельник, 2 июня 1884 г.
У нас обедает Эмиль Бастиен Лепаж. Его брат прибавляет только несколько слов к письму своей матери. Он уже не пишет даже близким своим друзьям, не работает больше и страшно страдает физически и морально. Он пишет: «Поблагодари за меня г-д Башкирцевых и уверь их в моих дружеских чувствах. Я читал в журналах статьи о m-lle Башкирцевой и меня нисколько не удивляет ее успех».
Добрый архитектор говорит, что мне уже одним тем выдана медаль, что все художники отметили мою картину, что меня знают и что я имела истинный успех.
У меня явилась идея новой картины. Мне это пришло в голову в три часа, а сегодня вечером за обедом я с такой отчетливостью увидела перед собой то, что я думаю сделать, что это заставило меня подскочить, точно у меня в кресле оказалась пружина.