Единого образца доспехов или оружия для паладинов не существовало, каждый имел ту амуницию, которую позволял ему его кошелек. Бедные паладины из числа мелкого дворянства довольствовались простыми железными латами, невзрачными и грубо сработанными. Более преуспевшие герои приобретали доспехи из особо прочных и легких сплавов, а то и вовсе делали их на заказ с идеальной подгонкой по своей фигуре. Но самым шиком считались магические доспехи, чей металл был усилен наложенными чарами постоянного типа. Подобная экипировка стоила очень дорого, приобрести ее можно было либо за большие деньги, либо получить в дар от короля за совершенные подвиги.
Андис, будучи выходцем из чрезвычайно богатой семьи, мог позволить себе самые лучшие доспехи. Ильнур ожидал увидеть столичного паладина в зачарованной броне, откованной из какого-нибудь секретного сплава повышенной прочности. Но стоило ему взглянуть на явившегося мажора, верховный паладин Форинга утратил дар речи.
С первого взгляда облачение Андиса напоминало костюм карнавального клоуна. И только когда юный паладин подъехал ближе, Ильнур понял, что на нем все-таки доспех. Но какой! Он переливался всеми цветами радуги, тысячами бликов отражая каждый лучик солнца. По всей его поверхности шел золотой узор, изображающий самые невероятные картины. Тут были и сцены схваток рыцарей с драконами, и какие-то цветочки с ягодками, а на нагруднике, прямо над сердцем, красовалась смазливая мордашка некой юной особы. Пышный плюмаж, высоко вздымавшийся над шлемом, довершал картину.
- Скажите, что я сплю! - взмолился Ильнур.
- Нет, - тихо посмеиваясь, огорчил его Колька.
- Так и знал, - проворчал верховный паладин.
Не было никаких сомнений в том, что доспехи Андиса были выкованы из самого лучшего сплава, что на них наложены самые лучшие чары, и стоят они не меньше, чем весь Форинг вместе с окрестными фермами. Эти доспехи были хороши для столицы, дабы красоваться в них перед придворными дамами и одновременно демонстрировать величину своего кошелька. Но ехать в подобной экипировке на битву было бы полнейшим безумием. Все равно, что в одиночку и без оружия войти темной ночью в какой-нибудь бандитский квартал, будучи увешанным золотыми цепями и кольцами. Все равно, что во всеуслышание крикнуть: эй, на мне тут доспех стоимостью в десяток деревень! есть желающие его заполучить? И желающие найдутся. Едва злодеи увидят Андиса в его роскошных латах, они всем гуртом бросятся на него одного, охваченные желанием скорее сорвать с него драгоценную скорлупу.
И это не говоря уже о том, что кичиться своим богатством перед менее преуспевающими соратниками было просто неприлично. Проявлять столь подчеркнутое неуважение к братьям по оружию не к лицу паладину.
Андис подъехал к отряду, широко и самодовольно улыбаясь. Выглядел он свежим и бодрым. В то время, пока все занимались сборами, столичный мажор успел хорошо отдохнуть перед предстоящим походом.
- Простите, что заставил себя ждать, - без намека на искреннее раскаяние сказал он, вертясь перед строем так и этак, дабы показать себя со всех сторон.
Только феноменальное самообладание позволило Ильнуру сдержаться и не высказать Андису все наболевшее.
- Выступаем! - громко скомандовал он. - Мы и так напрасно потеряли много времени.
Всадники направились к городским воротам, выстраиваясь в колонну по два. На стенах заиграли трубы, своим торжественным гулом провожая героев на битву. Горожане, выстроившись вдоль домов, во все глаза смотрели на сверкающее железом войско. Кто-то приветственно махал руками отбывающим на подвиги героям. Но на многих лицах Ильнур замечал выражение тревоги. Лучшие воины и маги покидали Форинг. Лучшие его защитники. И если в их отсутствие нагрянет враг, кто встанет у него на пути и защитит мирных жителей?
Отряд проскакал мимо ферм, выехал на большую дорогу и бодрой рысью двинулся на восток, в сторону нейтральной полосы. За их спинами, на городских стенах, в последний раз торжественно взвыли трубы.
Но не успела еще улечься пыль, поднятая копытами лошадей, как на дороге появился одинокий всадник. Этот всадник не напоминал ни доблестного паладина, ни искусного мага. Ехал он верхом на тощей лошаденке, на угрюмой морде которой застыло удивленное выражение. Лошаденка эта привыкла тянуть плуг или возить телеги, и ей непривычно было ощущать на своей спине наездника. Еще непривычнее было то, что вместо неторопливого размеренного шага всадник побуждал ее зачем-то идти рысью.
- Шевелись, животное! - ворчал человек, вонзая пятки в ее тощие бока.
Животное, привыкшее безропотно подчиняться чужой воле, послушно шевелилось, хоть это и не доставляло ему большой радости.