Так будет.
Утром Карл получил через посыльного записку от адвоката. Майнц приглашал Карла к себе, обещал познакомить его с Филиппом Жиго, архивариусом министерства внутренних дел. «Мне думается, что этот человек будет Вам полезен», – написал Майнц.
Карл пришел к Майнцу в одиннадцать часов, как тот и просил в записке. Секретарь Майнца, молодой и очень суровый немец, провел Карла в кабинет. Там его уже ждали.
– Знакомьтесь, доктор Маркс, – сказал адвокат, – это и есть мой бельгийский друг месье Филипп Жиго.
Жиго, широко и приветливо улыбаясь, шагнул навстречу Карлу и протянул ему руку. Он был молод, красив, хорошо одет. Сразу же понравился Карлу. Да и Карл, кажется, понравился ему. Во всяком случае, он крепко пожал руку, сказал вполне искренне:
– Господин Майнц рассказал мне о вас много интересного. Но самое интересное заключается в том, что вы коммунист. Уверяю вас, что я разделяю убеждения коммунистов. Более того, надеюсь с вашей помощью расширить свои знания о коммунистических доктринах. Да говорите ли вы по-французски? – вдруг спохватился Жиго. – Я тут говорю, а вы, возможно, не понимаете меня…
– Прекрасно понимаю, – ответил на французском Карл. – Мне даже кажется, что с некоторых пор я говорю по-французски лучше, чем на родном языке. Ведь я более года прожил в Париже.
– Великолепно! – обрадовался Жиго. – Теперь я более чем уверен, что мы найдем общий язык!
– Теперь о деле, – остановил его Майнц. – Я понимаю, Филипп, что тебе очень хочется поговорить с доктором Марксом о Фурье, Сен-Симоне, Прудоне, Вейтлинге… Но прежде мы должны помочь доктору Марксу получить вид на жительство в Брюсселе. У тебя есть друзья в ведомстве общественной безопасности, а у меня – в министерстве юстиции. Мы должны, Филипп, постараться избавить доктора Маркса от ненужных хлопот.
– Я буду вам очень признателен, – сказал Карл. – Смогу ли я со своей стороны сделать для вас что-нибудь?..
– Сможете. – Майнц положил Карлу на плечо руку. – Уверен, что сможете. Ваши знания нужны нам как воздух.
…Карл ждал Женни. Это мешало ему взяться за что-либо всерьез.
Немного читал. Но не в библиотеке. Читал Пеше и кое-что из тех книг, которые привез с собой из Парижа. Немного писал. Главным образом письма.
Навещал Майнца. По его совету побывал в министерстве юстиции, представился двум чиновникам.
Познакомился с книготорговцем Фоглером, но ничего не предложил ему для издания, сказал, что озабочен сейчас тем, как выполнить договор с дармштадтским издателем Леске, которому обещана «Политическая экономия».
Врач Фридрих Брейер, которого Карлу представил Майнц, выразил готовность помогать Карлу и его семье в случае каких-либо болезней. И еще предложил («Если доктор Маркс того пожелает») переехать из отеля в его дом, в котором он обещал предоставить Карлу «две вполне приличные комнаты с некоторой мебелью». Карл поблагодарил его и сказал, что вопрос о переезде из отеля может решить только его жена.
– Да, да, – весело сказал Брейер, толстый, подвижный и суетливый человечек. – Моя жена тоже диктатор. Все вопросы в доме решает только она. Один здешний человек, бельгиец, мне сказал: «У немцев женщины – мужчины, а мужчины – всего лишь женщины». – При этих словах Брейер так расхохотался, что Майнцу пришлось дать ему стакан воды, чтоб тот успокоился.
Карл ждал Женни с дочуркой, которой в день отъезда Карла из Парижа исполнилось десять месяцев. Как они перенесут длинную зимнюю дорогу?
А погода вдруг наладилась. Потеплело. Так что стало приятно ходить по улицам. Утих северный ветер, ослабел морозец, из-за туч то и дело стало выглядывать солнце.
Несколько раз Карл выходил из отеля лишь для того, чтобы побродить по городу. Теперь он казался ему более приветливым, чем в первые дни. Дважды побывал в парке, разделяющем парламент и королевский дворец. И хотя деревья в парке стояли обнаженные, он все же был великолепен. Мраморные статуи, которым, кажется, не было числа, водоемы, мосты и арки, многолюдные аллеи и совсем тихие тропки, уводящие то к кущам, то к светлым широким полянам, порхание и веселый пересвист синиц – все это радовало и глаз, и слух, и самое душу.
Карл побывал на всех площадях верхнего города: Королевской, Монетной, Пти-Саблон. И на площади Мучеников, где похоронены борцы за свободу Бельгии, павшие в сентябре 1830 года. Еще и еще раз любовался шпилем ратуши на Гран-Плас.
– Высота этой башни сто восемнадцать метров, – сказала Карлу по-фламандски старуха, когда он стоял в один из дней перед ратушей, задрав голову. – А на самой ее верхушке статуя архангела Михаила. Вас не Михаил зовут? – спросила старуха.
– Нет, – ответил Карл.
– Жаль, – проговорила старуха, отходя. – Архангел Михаил любит всех Михаилов, живущих в Брюсселе. У меня два сына, и я обоим дала имя Михаил. Им в жизни везет. А там, – старуха махнула рукой в сторону городского управления, старинного здания, стоящего на противоположной стороне площади, – там мучили графов Эгмонта и Горна, восставших против испанского короля.