Неистовый сын Трира

Карл не стал противиться: к Бишопу так к Бишопу, хотя с неудовольствием подумал, что этот обед может отнять у него слишком много времени. Один он обедает всегда быстро и сразу же возвращается в библиотеку. Бакунин же – Карл знал это – любит поесть не торопясь и сытно, приправляя обед изрядной дозой разговоров. Нет слов, его рассказы всегда интересны: человек он бывалый и остроумный. Но Карл все-таки предпочитал таким разговорам работу.

– Вот вы спросили меня об успехах, – заговорил Бакунин по-немецки, хотя в последнее время старался говорить больше по-французски. – Могу ответить вам: успехи мои ничтожны. Чем больше я вникаю в чужие учения, тем сильнее мне хочется бросить все это к чертям и заняться настоящим делом – живой революцией.

– Да, да, – сказал Карл. – Нетерпеливые натуры часто испытывают это чувство. Я вас понимаю…

– Вам тоже знакомо это чувство? – Бакунин, казалось, обрадовался тому, что нашел в Карле своего союзника. – Дело – разве не это самое главное в истории? Дело, работа, битвы… Нужно объединяться в отряды, нужно произносить зажигательные речи, нужно выпускать листовки, газеты… Драться хочется! Драться, пока есть силы, пока есть вера…

– Вера во что?

– В то, что мы победим.

– На чем же основана эта вера?

– На том, что человеку стало жить противно, тесно, тошно и скучно.

– Тошно и скучно жилось людям и сто лет назад, и двести, и тысячу. Были и среди наших далеких предков страстные борцы, трибуны, драчуны. Почему же не победили?

– Плохо дрались, – ответил Бакунин. – Нужно уметь драться.

Никакой медвежатины у Бишопа не оказалось. Пришлось довольствоваться обыкновенной ветчиной. Бакунин долго ворчал, когда узнал, что нет медвежатины, проклинал Бишопа и всех французов, принялся рассказывать о французах русские анекдоты времен двенадцатого года, но, увидев, что привлекает внимание людей за соседними столиками, замолчал, а потом сказал, наклоняясь к Карлу:

– Я приглашу вас в Россию на настоящую медвежатину.

– Когда? – улыбнулся Карл.

– Когда произойдет революция и весь царский двор полетит вверх тормашками.

– Как это? – не понял Карл, потому что два последних слова Бакунин произнес по-русски.

– Кувырком, – пояснил Бакунин, – вверх ногами. Это когда предсказывают полную неудачу… А вы думаете, Карл, – спросил Бакунин, помолчав, – что нас ждет на пути борьбы удача? Что мы сами не полетим вверх тормашками?

– Да, я убежден, – ответил Карл.

– Убеждение и вера – это, конечно, разные вещи, – не то спросил, не то утвердительно произнес Бакунин.

– Несомненно.

Они уплатили за обед и вышли на бульвары.

– Я вас провожу до библиотеки, Карл, – сказал Бакунин.

– А сами вы…

– Да, я не пойду в библиотеку, – не дав Карлу закончить вопрос, ответил Бакунин. – У меня назначена встреча с Руге. – Увидев, что Карл поморщился при упоминании имени Руге, Бакунин поторопился добавить: – Он обещал познакомить меня сегодня с Виктором Гюго. Я очень хочу познакомиться с ним, поэтому прибегнул к помощи Руге…

– Ладно, ладно, – сказал Карл. – Не стоит извиняться. Каждый выбирает себе друзей сам. Это неотъемлемое право человека.

Они пожали друг другу руки и разошлись: Карл отправился в библиотеку, Бакунин – на свидание с Арнольдом Руге.

Сидя уже за столом, заваленным книгами, Карл продолжал думать о том, что он говорил Бакунину.

Будущее общество должно быть достойно человека – это непреложный закон. Оно должно быть достойно умных, талантливых, добрых, оно должно помочь каждому стать прекрасным человеком. Мудрость, красота, честность, любовь, нежность – все это приобретет в будущем обществе ценность необыкновенную, священное право на всеобщую защиту. Человек перестанет, наконец, быть товаром, и ни одно из его достоинств не будет ни продаваться, ни покупаться.

Оно, это общество, будет достойно чистоты и незащищенности ребенка…

Карл вспомнил о Женни и крошке Женнихен. Смотрел в окно, представляя, как Женни кормит дочурку, как она купает ее и как та шлепает ручонками по воде, разбрызгивая ее во все стороны. Как Женни смеется, как прекрасны ее глаза…

Он вздохнул и снова вернулся мысленно к Бакунину. Бакунин, Бакунин… Энергичный и крепкий человек. Но плохо организованный, слишком эмоциональный и непостоянный в своих привязанностях и убеждениях. И жизнь его сумбурна, в ней так мало места отводится труду. Чтение газет, ночные дискуссии в редакции «Форвертс», в которых больше игры, чем смысла, больше шума, чем дела, заявления, обещания, словесная стрельба, знакомства со знаменитостями, салонные приключения – словом, богема. Лишь изредка – занятия в библиотеке, попытки что-то написать, которые так и остаются попытками. И жизнь на счет Рейхеля, который зарабатывает свои гроши уроками музыки…

Карл имеет право осуждать Бакунина, его образ жизни хотя бы потому, что свою жизнь он строит иначе, на иных принципах. И труд, упорный и даже азартный, занимает в ней главное место. Сколько он помнит себя, столько он и работает, ищет себя в себе, в других. И все это ценою усилий, которые Бакунину и не снились.