Неистовый сын Трира

– А в Бордо все такие, – говорила о нем Лаура.

Маркс тем более прощал Полю, что тот со свойственной его натуре страстью поглощал и те знания, которыми щедро делился с ним Маркс, едва выдавалась свободная минутка.

Правда, у Маркса это были минуты, свободные от работы, а у Поля – от ухаживаний за Лаурой.

Поль и Лаура гуляли в парке. Маркс увидел их из окна своего кабинета и велел Ленхен позвать Поля. Поль примчался через несколько минут, разгоряченный, веселый, с цветком в волосах, подаренным ему, вероятно, Лаурой.

– Отличная погода, – сказал он Марксу. – Все же грешно в такую погоду сидеть в кабинете. Хотя, признаюсь, мне чертовски нравится ваш кабинет. Широкое окно и поэтому здесь много света. Масса света! К тому же из окна виден прекрасный парк.

– И идущая по аллее Лаура, – добавил Маркс, надеясь таким образом перейти к разговору об отношениях Поля и Лауры.

– Да? – обрадовался Поль и подбежал к окну. – Лаура! – крикнул он. – Ты не уходи далеко! Я скоро приду!

Лаура помахала в ответ рукой.

– Боюсь, что не так скоро, как вам хотелось бы, Поль, – сказал Маркс. – Я вас задержу по меньшей мере на полчаса.

– Я всегда рад разговору с вами, – не отрывая взгляда от Лауры, ответил Поль. – Даже не знаю, что мне нравится больше: разговаривать с вами или с Лаурой… Как прекрасно мелькает ее белое платье среди зелени!

– Поль, отойдите от окна, – попросил Маркс. – И давайте присядем на диван, если хотите. Но может быть, вам больше нравится мое кресло? Тогда садитесь в кресло.

– А можно? Мне очень нравится ваше кресло. Особенно его блестящие подлокотники. Когда у меня будет свой кабинет, я обязательно куплю точно такое же кресло.

Маркс устроился на своем кожаном диване, раскурил трубку.

– И велю сложить точно такой же камин, – продолжал Поль, усевшись в деревянное кресло. – Его также будут украшать фотографии: ваша фотография, фотография Энгельса и фотография моей жены – Лауры. И так же, как в вашем кабинете, будет много книг. А еще лучше иметь несколько кабинетов, как было у великого Кювье в Парижском музее. В каждом кабинете он занимался одной какой-нибудь работой. Для этого там были необходимые книги, инструменты, анатомические препараты, кости ископаемых животных. Устав от одних занятий, Кювье переходил в другой кабинет и принимался за другое дело. Эта смена умственной деятельности была для него, как известно, отдыхом. А ваш отдых – ходьба взад и вперед по комнате, о чем говорит вытоптанная на ковре дорожка…

– Поль, – прервал его Маркс, – помолчите немного и дайте мне сосредоточиться. Мне не легко начать с вами разговор, которого могло бы и не быть, если бы вы с должным вниманием отнеслись к письму, которое я написал вам некоторое время назад. Я очень рассчитывал на то, что ваши отношения с Лаурой после моего письма к вам приобретут умеренный характер, будут сведены, так сказать, до уровня английских нравов. Увы, это не так. Вы прочли мое письмо, Поль?

– Да, – вздохнул Поль. Прочел.

– И что же?

Поль пожал плечами.

– В таком случае я вынужден повторить вам устно то, что было написано в письме. Таков мой отцовский долг, Поль. Постарайтесь выслушать меня спокойно и с вниманием. Итак, первое: если вы хотите продолжать ваши отношения с Лаурой, то вам, Поль, следует изменить метод ухаживания. Ведь вы прекрасно знаете, что твердого обещания нет, что все еще неопределенно.

– Нет обещания?

– Нет твердого обещания, Поль. Впрочем, и твердое обещание не изменило бы сути дела. Даже помолвка по всем правилам не давала бы вам права проявлять свою страсть так открыто, как вы это делаете. Да, да! – повысил голос Маркс, видя, что Поль хочет ему возразить.

Поль встал и отошел к окну.

– Не хотите ли вы позвать на помощь Лауру? – спросил Маркс. – Это было бы не по-мужски.

– Нет, – ответил Поль.

– В таком случае вернитесь и выслушайте меня внимательно до конца.

– Хорошо. – Поль вернулся и снова сел в кресло.

– Если вы не умерите ваш пыл, – продолжал Маркс, – то Лаура без всяких церемоний выставит вас за дверь. Вы отличный парень, Поль, но вы слишком избалованы. На мой взгляд, истинная любовь выражается в сдержанности, скромности и даже в робости влюбленного в отношении к своему кумиру, а не в открытом проявлении страсти. Я вам писал об этом, но вы, кажется, не усвоили написанное мною. Возможно, конечно, что вам мешает тут ваш темперамент креола, ваша южная кровь. Допускаю, что это так.

– И все же требуете, чтобы мое поведение соответствовало здравому смыслу?

– Да, Поль. Иначе я с моим здравым смыслом стану между вашим южным темпераментом и моей дочерью. Если вы не в силах проявлять любовь в форме, соответствующей лондонскому меридиану, вам придется любить Лауру на расстоянии. Вы поняли меня, Поль?

– Да, понял, – опустил голову Поль. – Но я так люблю Лауру…

– Я все сказал. Требование мое не так сурово, как вам, наверное, кажется. Или вы считаете его непомерным испытанием для вашей любви? В таком случае любовь ваша не так велика.

– Революция разобьет оковы так называемого здравого смысла и сделает любовь свободной.