Неистовый Роланд

— Да, да, Иван Иванович, справедливо; в следующий приезд его высокопревосходительства я донесу обо всех злоупотреблениях полиции, а на сей раз мы подадим только рапорт о благосостоянии команды…

— Как вам угодно, а я бы в глаза сказал городничему: как он осмеливается делать такие вещи!..

— Я скажу ему, скажу! Он не смеет этого делать! — Сказал Адам Иванович, заходив по комнате.

— Так как же? Прикажете завтра поутру собрать команду на площадь?

— Да, да, непременно на площадь, во всей амуниции.

— Пойду в пакгауз да велю почиститься да побелиться.

— Хорошо, хорошо, Иван Иванович, прикажите, чтоб все было в надлежащей исправности и чистоте.

Поручик отправился, а господин окружной командир, довольный своими распоряжениями, набил наследственную пенковую трубку кнастером и стал раскладывать гранпасьянс.

ГЛАВА VI

Настало утро. Поручик Иван Иванович, перетянутый нитяным шарфом, ходит с обнаженной шпагой по фронту гарнизонных солдатиков, равняет линию и ожидает окружного гарнизонного командира.

Сопровождаемый вестовым, является, наконец, Адам Иванович в огромных ботфортах со шпорами, в лосинных панталонах, заменяющих белые суконные, в бледнозеленом мундире с дутыми пуговицами и с желтым стоячим воротником, который от времени сделался откладным, в треугольной шляпе, опрокинувшейся назад; перетянутый трехцветным шарфом, как будто для поддержания живота, Адам Иванович походил на Карла XII.

— Здорово, ребята! — вскричал он, подходя к фронту.

— Здравия желаем! — крикнули солдатики.

— Прикажете сделать репетицию? — сказал поручик, подошед к нему и приложив руку к шляпе.

— Репетицию, репетицию! — отвечал важно окружной гарнизонный командир.

— Смирно!.. Смотри же, ребята, не робеть! Делать, что скомандует Адам Иванович! — сказал поручик, обращаясь к фронту.

— Извольте командовать, Иван Иванович!

— Что прикажете? — отвечал поручик, приложив руку к шляпе.

— Извольте командовать… по принадлежности.

— Слушаюсь! — отвечал поручик. — Смотри же, ребята, не робеть; делать, что я буду командовать! — вскричал он, обратись к команде.

И поручик встал уже перед фронтом, вложил шпагу в ножны, вытянулся, откашлянул, разинул рот.

— Слу-у-у-у…

— Помилуйте! Адам Иванович! — прервал его звонкий голос городничего, скакавшего по городу для восстановления порядка и остановившегося перед фронтом подле окружного командира. — Помилуйте, вы по сие время не назначили караула к его высокопревосходительству, не отправили даже вестовых и ординарцев!

— Я свое дело очень знаю! — отвечал сердито Адам Иванович вслед за удаляющимся городничим. — Иван Иванович, извольте назначить караул, вестовых и ординарцев к его высокопревосходительству.

— Ребята, кому следует на караул? Выходи! — скомандовал поручик.

И солдаты завели спор, кому следует итти в караул.

— Не прикажете ли, Адам Иванович, поставить две будки к воротам его высокопревосходительства?

— Непременно, непременно! Да не забудьте назначить двух часовых к экипажу его высокопревосходительства.

— Слушаюсь! — отвечал поручик.

Адам Иванович отправился, сопровождаемый вестовыми, к его высокопревосходительству.

Между тем все чиновные и служебные люди города, члены купечества и городской голова нахлынули в дом казначея и на цыпочках вошли в маленькую залу. В мундирах, с подобострастною важностью на лицах, построились они по старшинству у дверей комнаты, держась левою рукою за шпаги, а тремя пальцами правой придерживая по форме треугольные шляпы.

Наблюдая почтительное молчание, они смотрели на притворенные двери гостиной.

Приемная зала есть также сфера солнечного мира, в которой носятся планеты разной величины и свойства. Быстрый и яркий меркурий носится из кабинета в приемную, из приемной в кабинет, крутится бесом около солнца, важен чужим светом; чиновный юпитер, по уши в шитом воротнике, с четырьмя своими спутниками, расставив ноги, глядит на всех свысока; заслуженный лысый сатурн, приобретший за долговременную службу и понесенные труды светлый ореол, сидит молчаливо и важно в углу залы; холодный уран, с синим носом, угрюм и мрачен, стоит в другом углу; он в немилости у солнца, на него никто не смотрит, никто не видит его, кроме наблюдательных астрономов и семи жалких подчиненных. Марс, в красном воротнике, заложив палец за мундирную пуговицу, надут и рдян, стоит, вытянув неподвижную шею и передвигая вправо и влево зрачки, готовые всегда стать во фронт перед ясными очами начальника. Все прочие малой величины планеты и спутники, как неподвижные звезды, рассыпаны по зале, стоят в почтительном положении, посматривая на восток, ждут солнца. Люцифер повещает его… Взойдет оно, и важность планет исчезает, их не видно, в зале как будто никого нет, кроме солнца.

В зале казначея вся эта процессия была проще, провинциальное.

Но вот дверь в гостиную отворилась, все вздрогнули, вытянулись…

Вышел казначей.

— Тс! — произнес он тихо. — Его высокопревосходительство не могут принимать теперь, они уснули.