Неистовый Лимонов

Славное отличие Могутина от Лимонова — макабр. И самоирония, коей Эдуард похвастаться не может. «Какой-нибудь тупица, читающий за завтраком газету, жаждет рассказов о несчастьях и смерти. Эти чужие смерти человеку нужны для достижения, так сказать, эффекта контраста: ему начинает казаться, что если и должен кто-то умереть, то только не он», — заметил еще Эрих Фромм (E. Fromm «To have or to be»). И вообще, за какие грехи мы обязаны ежедневно заново узнавать, что существуем в опасном, несовершенном, безвкусном и бездарном мире, лишенном будущего? Лично у меня, как части населения страны не упитанных баранов, как Новая Зеландия, а страны дурацких Советов и горестных дум, его еще меньше, чем у жителя какого-нибудь цивилизованного государства. Но ведь все это ясно и так, зачем же заставлять меня ежедневно смаковать этот прискорбный факт?

В благословенные застойные годы средства массовой информации информировали нас, что закрома Родины полны, урожай собран, передовики производства награждены. Никто в это не верил, но программа «Время» оставляла ощущение благости и до сих пор вспоминается с ностальгией. Разумному человеку не надо было читать Солженицына, чтобы понять, в какой стране он живет, а неразумные его и не читали. На кухнях все рассказывали анекдоты, в почете были Михаил Жванецкий и другие писатели-юмористы, а телевидение радовало передачами «Вокруг смеха» и «Веселые ребята». С наступлением перестройки юмор стал стремительно улетучиваться. Исчезли политические анекдоты, профессиональные юмористы перестали смешить, а окружающая действительность вдруг стала восприниматься на редкость серьезно. Мы пережили высокий пафос взглядовских перестройщиков, невзоровских «600 секунд», массовый успех питерского политического рок-н-ролла (группы «Алиса», «Телевизор», «ДДТ») — словом, период общенационального тупого вдохновения. Пережили, увы, без всякой отстраненности, за что расплатились горечью пенсионерских разочарований и ремонтом Белого дома.

Но время шло, и вдохновение стало постепенно сменяться кликушеством, а массовым сознанием овладели апокалиптические настроения. Трагизм ежедневных телевизионных политинформаций, газетных публикаций и реальных событий в середине 90-х угнетает физическое и моральное состояние бравого россиянина. Однако плакать — это роскошь богатых, а бедным желательно смеяться. При благополучной жизни, может, и полезно было бы среднемассовому индивиду ежедневно ронять слезу на лист газеты (из соображений memento mori), но, похоже, лишь поставщики трагических новостей могут без ущерба для настроения позволить себе эту роскошь. Телеавторы, подбирая видеоматериалы про разорванных на куски детишек, не идут добровольцами в «горячую точку», а просто в очередной раз смакуют уже и так, увы, хорошо известные факты. Единственное, что может сделать глубоко задетый чужим горем человек, — это отреагировать на событие поступком. Если ты сочувствуешь жертвам землетрясения, иди и разгребай день и ночь руины. А если не можешь — не будь пошлым зевакой у места автокатастрофы.

Поток апокалиптической информации обрекает нас на роль несимпатичного свидетеля чужих несчастий, но это лишь одна сторона медали. Тонкий знаток человеческой души Ж. Бернанос (G. Bernanos) отметил как-то, что «даже самое великое горе несет в себе нечто комическое», а обвал трагического (если следовать этой логике) тем более комичен.

Макабр — это когда нет никакого пиетета перед жизненной трагедией, когда смех спасает от тоски. «Ridentem dicere verum» (смеясь, говорить правду) Гораций предлагал еще две тысячи лет назад, однако к его совету не очень прислушались.

В России поток жути стал в середине 90-х столь мощным (ведь «добрые» сюжеты и статьи про закрома Родины, юных тимуровцев и честных работников торговли давно исчезли), что это уже было, хочешь не хочешь, смешно. Макабр принципиально отличается от чернухи именно наличием юмористической отстраненности, ибо псевдосерьезное отношение к жизненной трагедии — это чернуха, а ироничное — макабр. Надо обладать очень тонким чутьем, чтобы оценить эту разницу. Наши чиновники, к сожалению, им не обладают, поэтому излишне нервно реагируют на проявления макабра. Газета «День» — местами изящный макабр (Александр Проханов — человек с политическим будущим именно потому, что, сам того не ведая, выступает в стилистике макабра). Бессмертный образ кого-то из ее авторов — «пульсирующая матка сионизма» (это про ТВ-аристократа Владимира Молчанова) — образец макабра, читать без смеха подобные вещи невозможно, другое дело, что сами авторы об этом порой не подозревают. Но были и сознательные «макабристы» — Ярослав Могутин самый из их числа яркий.