Неистовый Лимонов

Вот такую страшную картину живописал матерый американский публицист Лева. Вот что бы произошло, кабы не его беспримерная бдительность! Сплошное битье морд! Страх и животная ненависть обнаруживаются в каждой строчке наврозовских сочинений, написанных, как правило, в жанре пасквиля или доноса. Но его донос еще не доведен до логического конца, как у Павла Гутионтова в заметке «Откуда дровишки?»: «Любому нормальному человеку было совершенно очевидно, что, если та же прокуратура хоть сколько-нибудь чтит законы, на страже которых вроде бы стоит, она ОБЯЗАНА возбудить дело по факту публикации парижского писателя в российской газете». Там — мордобой, здесь — прокуратура, в обоих случаях — бдительность «потенциальных сифилитиков», животный страх и физиологическая ненависть.

Я вспоминаю подготовку Конгресса демократической интеллигенции, в которой я поучаствовал благодаря стечению обстоятельств (вернее — по их вине). В милой и доверительной беседе, невольным свидетелем которой я стал, принимали участие Андрей Семенов (Черкизов), нынешний генеральный директор Российского агентства интеллектуальной собственности (РАИС), и заместитель министра печати и информации РФ Валентин Оскоцкий, один из руководителей одного из демократических союзов писателей, Алла Гербер, известная своей замечательной бдительностью по отношению к любым проявлениям антисемитизма в России, и кто-то еще. «Мы должны дать понять Ельцину, что наша интеллигенция готова отдаться ему, если он сам об этом попросит. Вот Горбачев — тот умел разговаривать с интеллигенцией!» — с чувством объяснял Черкизов (Семенов). По выражению его лица можно было понять, что он готов отдаться любому, кто его об этом попросит.

Разговор был живой. Бесстрашно высказывались Оскоцкий и Гербер. Я наблюдал неподдельный демократический задор. Неожиданно речь зашла о Лимонове. Выражения лиц изменились, задор исчез. «А вы знаете, кто это? — спросил Семенов-Черкизов, показывая на меня. — Да это лучший друг Лимонова!» С Оскоцким случился приступ, он обмяк в своем кресле и мог только бессмысленно вращать выпученными глазами. В который раз я имел возможность наблюдать этот страх, переходящий в ненависть, и эту ненависть, переходящую в страх. Они сразу поняли, что сказали слишком много в моем присутствии и — случись что — лимоновская расправа с ними будет коротка и жестока. Вот что значит — «человек с ружьем», вот что значит — имидж писателя-фронтовика, придуманный ими самими образ Рэмбо и Рокки в одном лице, в кирзовых сапогах поверх 550-го «Ливайса».

Оскоцкому-то было чего бояться. Его бездарный фельетон-пасквиль-донос о Лимонове в «Совершенно секретно» (№ 8, 1991 год) «Недоросль, ставший ястребом» с последующим продолжением «Наводчики» в «Огоньке» (№ 38, 1991 год), вопреки обыкновению, не был оставлен Лимоновым без ответа. Ненависть и страх Оскоцкого получили новое обоснование. А вот Черкизов-Семенов интересовался взволнованно: «Неужели Лимонов не понимает, что, если он перестанет валять дурака, интеллигенция примет его в свои объятия?!» Когда этот же вопрос я задал самому Эдуарду (см. «Новый Взгляд», № 101, 1992 год), он мрачно ответил: «Они меня не спросили, захочу ли я принять интеллигенцию в свои объятия!»

Конфликт налицо. С одной стороны, мало кто сейчас сомневается в писательском таланте Лимонова, в том, что он является уникальным в своем роде литературным явлением. С другой — как избавиться от этого тинейджерского, подросткового демократического запала и задора, понять и принять его политическую позицию?

Когда 1 мая не было еще никакой информации о происходящих событиях — одни только слухи, мой знакомый преуспевающий политический журналист сказал: «Если это правда, что омоновцы убили восьмерых демонстрантов, то я становлюсь убежденным патриотом!» Нет, это была неправда. Убили одного омоновца, поэтому известный политический журналист остался убежденным демократом. Но неужели восемь трупов необходимо для того, чтобы перестать поддерживать политический и государственный цинизм и разыгрывать «антисемитскую карту», как это делают истеричная Алла Гербер и ее сторонники, раздувающие национальную вражду в России? Неужели нужно было восемь трупов для того, чтобы серьезно отнестись к выступлению Лимонова в «Пресс-клубе» 3 мая, а не устраивать травлю с оскорблениями и улюлюканьем? Наше появление в студии было чистой импровизацией. Идея возникла утром того же дня, и никто из организаторов передачи, естественно, не был поставлен в известность о предполагавшемся визите. О чудесах гласности и демократизации (теперь уже — полной демократии) красноречиво свидетельствовала элементарная простота попадания в прямой эфир. Как будто бы и не было до этого отмен нежелательных передач с участием Лимонова, как будто бы не было снятия из эфира 4-го канала моей авторской программы, два сюжета которой посвящены ему («Нельзя такую передачу пускать перед референдумом!» — заявил один из руководителей РТВ). Как будто бы не было всего этого страха!