Но малышка ЛеБлан не понимала этого, потому что слишком заботилась о драгоценных чувствах своей любимой сестры. Чувствах, которых даже не было. Я засунул мобильный в задний карман и подошел к шкафу, чтобы переодеться в чистую рубашку. А когда подхватил ключи с тумбочки, телефон зазвонил снова.
Рози: У тебя есть дурь?
Пытаясь – причем безуспешно – не рассмеяться, я напечатал ответ.
Дин: А как же твои легкие? Им же вроде и без этого дерьмово?
Рози: Прихвати свою заначку, весельчак.
Что ж, мне оставалось только пойти у нее на поводу. Рози решила проверить границы дозволенного. Но неужели она не знала, что их у меня нет? Что ж, этот урок она скоро усвоит.
Рози
Любой военнопленный расколется сразу, если его вместо пыток передать в руки родителей. К такому выводу я пришла, проведя с ними восемь часов.
Я считала себя крутой девчонкой. Ведь борьба с длительной и смертельно опасной болезнью дает дополнительную стойкость. Как тот последний бесцветный слой лака для ногтей, который даже не видно. Потому никак не ожидала, что они смогут довести меня до слез.
А так как у меня не было собственной машины, я, низко опустив голову, сидела на ступеньках виллы в ожидании, пока Дин заберет меня.
Произошедшее за ужином прокручивалось в голове, вынуждая бороться со слезами, которые так и норовили политься из глаз, и сглатывать ком в горле. Мы сидели за столом, ели дорогущие устрицы и пили вино из Австралии – видимо, американские устрицы перестали устраивать моих родителей с тех пор, как они приобщились к богачам, – которые нам подносила прислуга Вишеса, и обсуждали последние приготовления к свадьбе.
Вечер проходил довольно сносно… пока все не полетело к чертям.
– Что ж, думаю пришло время поговорить на очевидную тему. – Папа поставил бокал с вином на стол и поднял глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. – Когда ты планируешь вернуться в Тодос-Сантос, Рози? Мы поддерживали тебя в стремлении пожить в Нью-Йорке. В тебе бурлила молодость и жажда приключений, но пора двигаться дальше. Ты не маленькая и должна понимать, что раз с тобой больше нет сестры, никто не сможет поддержать тебя.
– Папа, Рози вполне самостоятельная. Ты не можешь указывать ей, что делать, – вмешалась Милли. – Вы всегда лезете в ее дела, папочка. Но Рози уже взрослая.
Ее слова стали бальзамом для моих раскаленных нервов. Мама вздохнула. Зазвенело столовое серебро. А я облизала губы, от шока потеряв дар речи.
– Но она не такая, как ты, милая. И немного безрассудна. Мы любим Козявочку Рози такой, какая она есть, но все меняется. С каждым годом она становится все слабее.
– Она больна! – воскликнула мама и утерла нос льняной салфеткой, а затем поднесла ее к глазам, чтобы промокнуть слезы.
Я вздрогнула. Своим выступлением мама повысила атмосферу напряженности до небывалых высот.
– Посмотрите на нее, – она махнула в мою сторону рукой. – Кожа да кости. Разве вы не видите, как она похудела?
Милли вздохнула и посмотрела на маму.
– Она всегда была худой.
– Но сейчас она слишком худая, – заявила та.
– Мама, по твоему мнению все слишком худые. Наш кот походил на енота, потому что вы его раскормили.
Кот, которого им пришлось отдать, когда у меня обнаружили муковисцидоз.
Господи, наверное, проказой болеть и то веселее.
– Не переживайте, – фыркнув, заявила я. Меня дико злило, что Вишес присутствовал при этом разговоре. – И можете и дальше игнорировать мое присутствие. А то, не дай бог, я помешаю вам обсуждать мое будущее.
– Мы купим тебе билет до Лос-Анджелеса. Ты должна проводить свое время с нами, а не носиться по большому городу в поисках неприятностей, – в голосе мамы послышались панические нотки.
– Я останусь в Нью-Йорке.
– Пол, – воскликнула мама. – Скажи ей.
– Да, папа. – Я улыбнулась. – Скажи мне.
Пол ЛеБлан всегда поддерживал меня. И затыкал маму, когда она сильно наседала. Милли тоже пыталась защищать меня, но к ней редко прислушивались.
Папа перевел взгляд с мамы на меня.
– Прости, Козявочка Рози. – Он покачал головой, и на мгновение мне показалось, что папа собирается извиниться передо мной от имени жены. – Но мама права. Я тоже переживаю за тебя, пока ты так далеко. – Он поерзал на стуле. – Но, возможно, нам стоит принять во внимание то, что ты встречаешься с Дарреном. – Папа почесал подбородок, на котором уже виднелась щетина. – Кажется, он хорошо заботится о тебе. Ты так не думаешь, Шарлин?
«Папа не женоненавистник, – пыталась убедить я себя. – И в его словах нет ничего плохого».