— Не такого бессмертия для себя я бы хотела, — заметила Мойра. — Мне это кажется прижизненным адом. Вечная борьба за каждый вдох, которой не суждено завершиться. Я бы лучше под автобус кинулась, чем
Йен снова усмехнулся.
— Ты забываешь, что никакой исход не является невозможным, как бы маловероятен он ни оказался. С пролетающего в небесах самолета упадет двигатель и разнесет автобус на ошметки. Автобус провалится в дыру, возникшую посреди дороги. Наконец, сам автобус может самопроизвольно дезинтегрироваться: все его заклепки одновременно возьмут и треснут. Налетит буря и унесет его с твоей дороги.
— Чудо какое-то.
— Именно так и должны выглядеть чудеса. Впрочем, ты бы поняла. Ты бы осознала, что случившееся сигнализирует о твоем попадании в ближайшую к роковому исходу ветвь.
Мойре показалось, она понимает, к чему клонит Йен.
— Тогда остается пушка, — сказала она, придав голосу тон унылой неизбежности. — Я приставлю к голове пушку и спущу курок.
— Не сработает. Произойдет осечка. И так до тех пор, пока ты не отведешь его от головы или не выстрелишь под углом, который роковых последствий не возымеет.
— Но как насчет наблюдателей? Большинство присутствующих при этом увидят, как моя голова разваливается на куски. Не слишком убедительное доказательство бессмертия. Они ведь не поверят.
— Не поверят. Пока сами не попробуют.
— И что же, нам всем приставить пушки к головам, так? Нажать на курки, а если мы выживем — если произойдут осечки, то заключить, что мы бессмертны?
Йен наклонился вперед. Она видела, как металлически поблескивает револьвер — краешек приклада высовывался из кармана. Так близко. Так соблазнительно рвануться и выхватить его. Но при одной мысли о подобной попытке ей стало дурно от ужаса.
— Оглянись на свою жизнь, — приказал он. — Разве не случалось с тобой никогда ничего такого — несчастный случай, устрашающее переживание… и разве не думала ты, как тебе повезло остаться в живых?
Мойра помотала головой, но без особой уверенности.
— Ничего особенного не припомню.
— Мойра, почему ты забросила парашютный спорт?
— Я не забросила, — ответила она. — Я просто утратила к нему интерес. Я никогда и не проникалась особым интересом к нему. Я в ту пору втюрилась в одного парня, который… ты же помнишь Майка?
— Я помню Майка. Но я также помню, почему ты перестала прыгать. В тот день ты зацепилась вытяжным тросом за ручку двери, проходя через проем столовой. К сожалению, парашют не раскрылся. Он был неправильно уложен. А если бы ты не зацепилась за ручку, то не обнаружила бы этого до самого момента падения.
— У меня был запасной.
— Но при изучении твоего запасного парашюта выяснилось, что и он тоже не был уложен как следует. Там все еще шастала бывшая подружка Майка, не так ли? Никто бы не дал гарантии, что парашют обязательно не раскрылся бы, и никто не дал бы гарантии, что к этому причастна бывшая подружка Майка. Но с тех пор в клубе парашютистов тебя и след простыл. Я знаю, Мойра. Мне было жаль, что ты ушла.
— Мы поддерживали связь.
— Мы не сразу ее восстановили. Признай, что ты испугалась. Ты продолжала мысленно возвращаться к той двери, размышлять, что бы случилось, не приспичь тебе сунуться обратно в столовую, за оставленными там сигаретами.
— Этого нельзя установить, — сказала Мойра.
— Однако можно строить предположения. Большая часть вас погибла или покалечилась. Некоторые, в небольшом числе, выжили. Некоторые попросту решили в тот день не прыгать. Некоторые вернулись в столовую и по удачному стечению обстоятельств зацепились краем парашюта за ручку. Некоторые все равно прыгнули, и хотя снаряга была повреждена, купол все же раскрылся и позволил тебе безопасно вернуться на землю. Некоторые даже не поняли, как им дико повезло.
— Ну хорошо, — протянула Мойра, — иногда отделаешься царапинами там, где все могло обернуться куда страшней. Но это не значит…
— Оно и на мировом уровне так работает, — перебил Йен.
— Чего-о?
— Тебе никогда не приходило в голову, как
— Но мы не бессмертны, — заметила Мойра. — Люди умирают кругом. Разве не доказывает…
— Конечно, умирают. С твоей точки зрения. А с их личной? Никто из твоих знакомых ни разу в жизни еще не умер. Они лишь наблюдают за чужими смертями вокруг.
— Значит, таков наш удел? Вечная жизнь, пока все, кого мы любим, проносятся мимо, как встречные машины?