Его последние слова еще долго раздавалось нескончаемым эхом во тьме...
Тьме, принявшей меня и не желающие выпускать на свободу...
Глава 39 Эпилог 3
-Господин Эдгар, готовясь к худшему-
Посреди роскошной палатки нас было четверо — я и мои верные командиры. Каждый из них заслужил свое положение. Кто силой, а кто жестокостью и способностью удержать контроль на вверенной территории. Ибо в нашем обществе вес имеют лишь те слова, за которыми стоит сила.
— Докладывайте, как происходит подготовка к обороне, — не переставая массировать раскалывающиеся от боли виски.
Перед ними нет нужды удерживать миловидную маску. Слишком давно знакомы и слишком многие передряги успели пройти. И, хоть я считал эту сходку простой формальностью, игнорировать ее было нельзя.
Каждый житель серого квартала слышал, как разорвало один из хребтов близ шахтерского городка, а после мог наблюдать за одним из четырех легионов, покидающим крепостные стены...
Тут уже даже идиоту станет ясно — пахнет жареным. И в попытках спасти собственные шкуры, нажиться или попросту «отметить» свой последний день, эти самые идиоты могут наворотить таких делов, что мне и за год расхлебать не удастся.
Потому единственный возможный вариант выживания — контроль, подчинение всего квартала силой авторитета и силой физической.
— Сердце квартала, — рослый, с сединой в бороде мужик, Минг, приподнял на меня взгляд, чтобы сиплым голосом начать доклад, — палатки разобрали на баррикады; калек и мелочь согнали в резервацию, где за ними присмотрят и проконтролируют, чтоб без глупостей; самым жилистым выдали заточенные палки и поставили их в первую линию на баррикады, позади стоят уже наши люди с нормальными режиками, чтоб никто даже не думал о бегстве. Никаких проблем.
Жестом я указал на его соседа, Варку, все такого же рослого, но уже куда более молодого парня. Однако шрам, тянущийся через всю щеку, и откушенный кончик носа отчетливо свидетельствовали о его резком нраве.
— Придорожный район — всех, рискнувших покуситься на собственность городских, отловили и выставили в авангард с палками; вещи вернули и, на всякий случай, кинули пару воришек к калекам, выдадим их на откуп, когда власти затребуют ответственных, — Варка довольно оскалился. Воровское ремесло приносило ему проблемы в одиннадцати случаях из десяти, и потому к подобным типам он относился с особым энтузиазмом. Особенно любил подкреплять аргументы грубой силой и за поводом в карман не лез. — Половине способной удержать оружие его выдали, остальную половину поставили на подстраховку и разбили их на группы по десять человек, где каждый десятый — один из моих и если что разъяснит за резоны. Все согнаны к баррикадам. Никаких проблем.
И это приятно слышать. Слишком много сил пришлось вложить в захват власти по всему серому кварталу, чтобы терять все в одно мгновение. И меня не волнует, что за сила могла разнести гору в щепки, заставляя верхушки власти шевелиться и высылать один из четырех легионов. Я сохраню свою власть, даже если ради этого придется сгонять людей как скот и пользовать, словно пушечное мясо. Все равно бесконтрольной толпой все они будут обречены...
А заодно и мы, ибо если они словно зверье рванут наводить шум по домам горожан или того хуже — попытаются прорваться за стену... нападение монстров станет для нас только началом. Ибо ничто не успокаивает напуганных горожан лучше показательной казни.
Казни, напоминающей собой настоящую бойню, в которой выживут лишь самые жестокие, готовые неделями питаться гнилой мертвечиной и ночевать под горами трупов...
Неприятные воспоминания спровоцировали новый приступ головной боли. Без артефактов госпожи Елены мигрень все чаще тревожит меня. И даже в тишине не дадут посидеть, ибо ситуация экстренная...
И хоть я жаловался на отсутствие тишины, в шатре она стояла едва ли ни гробовая...
— Гон, почему я до сих пор не слышу твоего доклада? — хоть прошлые докладчики были весьма рослыми, даже сражаясь в паре, они не смогли бы составить конкуренцию Гону. Этот мужик не терял времени даром в своей жизни и тратил его на развитие тела, а не на праздные развлечения. Потому в драке он будет стоить десятерых... и оттого его поведение казалось мне странным. Тем крошечным зерном, способным заронить в сердце чувство тревоги своим затянувшимся молчанием...
Наконец, он поднял голову, заставляя всех застыть с открытыми ртами...
На его лице не оставалось живого места от многочисленных ссадин и синяков. Словно на него уронили стойку с кузнечными молотами... хотя, зная Гона, стойке досталось бы больше.