Неисправимый повеса

— Эви, — сказала Люсинда, поднимаясь, чтобы пожать ей руки, — мы беспокоились о тебе.

Эвелина принужденно рассмеялась и с беззаботным видом подошла к кушетке поцеловать Джорджиану в щеку.

— Я не так уж и опоздала, правда?

— Нет, но обычно ты никогда не опаздываешь.

— Я заигралась с детьми.

— А что с твоим платьем? — спросила Люсинда.

Эви взглянула вниз. Она пыталась почиститься, но тщетно.

— О Господи, — сказала она, вымученно посмеиваясь. — Думаю, мне следовало играть с меньшим энтузиазмом.

— А твои волосы? — Джорджиана потрогала пальцем одну из прядей, выбившихся из растрепанного пучка.

Вот черт!

— Мы с девочками делали друг другу прически. Что, очень страшно?

Люсинда рассмеялась:

— Я заставлю Елену привести в порядок твою прическу перед тем, как ты уйдешь.

Как всегда, они поговорили о событиях недели, и Джорджиана рассказала им анекдот о младшем брате Дэра, Эдварде, которому только что исполнилось девять. Эви медленно начала оттаивать, хотя никак не могла избавиться от мыслей о Септе, прикованном цепью к стене, томящемся в одиночестве в подвале, в то время как она, посмеиваясь с подругами, балуется чаем с пирожными.

— Как проходят твои другие занятия? — спросила Люсинда, отхлебывая чай.

— Какие еще занятия?

— Ты знаешь — с Сент-Обином. Или ты решила последовать нашему совету и выбрать себе более подходящего ученика?

— Я не видела его сегодня, — выпалила Эви, прежде чем успела остановиться. Черт, она выглядит полной дурой. — И… должна признать, — продолжала она, делая вид, что не замечает взглядов, которыми обменялись подруги, — что он создает больше проблем, чем я ожидала.

— Ну так забудь его, ладно? — Джорджиана взяла ее за руку. — Дело не в том, что мы сомневаемся в тебе, Эви. Просто он слишком…

— Ужасен, — закончила Люсинда. — И крайне опасен.

— Я думала, что идея в том и состояла, чтобы выбрать кого-нибудь ужасного, — возразила Эвелина. — Ты, бывало, говорила нам, что Дэр был самым худшим из мужчин в Англии, Джорджиана. Думаю, поэтому ты его и выбрала.

— Я знаю. — Виконтесса слабо улыбнулась. — У меня были личные причины желать преподать урок именно ему. Вы обе это знали. Ты не можешь сказать то же о Сент-Обине.

«Теперь могу».

— Как бы то ни было, — громко сказала Эви; — я решила научить его быть джентльменом. Подумайте обо всех тех дамах, добродетель которых я, может быть, спасаю.

Люсинда обняла ее за плечи.

— Только защити свою собственную. Будь осторожна. Во всяком случае, обещай нам это.

— Обещаю, — покорно повторила Эвелина, начиная задумываться, действительно ли Сент оказывает на нее большее влияние, чем она на него. Прежде ей никогда не удавалось успешно солгать. — Я буду осторожна.

— Хорошо. А если ты хочешь развлечься сегодня вечером, я даже потанцую с твоим братом.

Эви помрачнела.

— Сегодня вечером?

— Бал у Суини, дорогая. Даже Сент-Обин приглашен для пикантности, как я слышала.

Эви похолодела от ужаса.

Эвелина надеялась улучить несколько минут, чтобы проведать Сент-Обина перед балом, но когда она вернулась домой и переоделась, Виктор уже расхаживал по холлу.

— Боже милостивый, — сказала она, надевая накидку, которую ей подал Лангли, когда Виктор склонился, чтобы предложить ей помощь. — Ты ведь не хочешь, чтобы мы прибыли первыми, не правда ли?

— Я действительно хочу именно этого, — ответил он, взяв мать под руку и спускаясь с парадного крыльца. — Я всю неделю пытался переговорить с лордом Суини. Он тоже был в Индии. У меня не будет более удобного случая привлечь его внимание. Он сможет даже представить меня Веллингтону.

Эви затаила дыхание.

— Ну а что будем делать мы с мамой?

Виктор взглянул на нее так, словно она была детской фарфоровой куклой, которая обрела внезапно дар речи.

— Беседовать с леди Суини, разумеется.

На мгновение она задумалась, не упомянуть ли, что грубый высокомерный маркиз уже заперт в подвале, а второй комплект кандалов свободен и готов принять еще одного претендента. Вместо этого она улыбнулась:

— Сделаю все возможное.

Сент не знал, который час, потому что было темно. Но он не сомневался, что уже утро, судя по щетине на щеках и по тому, насколько он был голоден.

Не знал он также, давно ли проснулся, хотя ему казалось, что уже много часов назад. То короткое время, что удалось поспать, маркиза тревожили беспокойные сны, в которых он снова и снова осуществлял свою месть над обнаженным телом Эвелины Марии Раддик, пока он наконец не проснулся, возбужденный и страдающий.

— Идиот! — выругался он в темноту. Голос прозвучал глухо в тесной камере. Она похитила его, состряпав, вероятно, целый заговор, а он все еще испытывает к ней сильное влечение. Какой бы урок она ни собиралась ему преподать относительно вожделения к упрямой коварной девственнице, он его явно не усвоил.