Неисправимый повеса

Делия поднялась вслед за ним, одергивая спереди платье, чтобы были лучше видны ее драгоценности.

— Очень мило. Я думала, мы пойдем перекусить, — проворчала она, облизывая губы.

— Я уже сыт. Доброй ночи.

О нет! Она стала одной из этих распутных женщин, о которых все сплетничали. Тех, что занимались с Сент-Обином любовью в тесных чуланах, на террасах, прямо в креслах, пока их мужья дремали рядом.

Эвелина заслонила ладонью глаза, когда коляска Барреттов выехала на солнце возле магазинов на Риджент-стрит. И что еще хуже, ей нравилось быть его женщиной, его любовницей, его возлюбленной. Он был таким… открытым. Все знали, что он берет все, что хочет; и он явно хотел ее. Быть объектом его ухаживаний столь возбуждало, что она едва могла выносить разлуку с ним. Возможно, днем ей удастся забежать в приют. Может быть, он встретит ее там.

— Ну никогда бы не подумала, что такое возможно, — говорила Люсинда, когда Эви, выйдя из задумчивости, прислушалась.

— Прости, о чем ты?

— О твоем очевидном успехе с Сент-Обином. Продолжительный пикник, во время которого, по твоим словам, он вел себя как истинный джентльмен. А вчера вечером он просидел в театре весь первый акт «Как вам это понравится». Я не нахожу этому другого объяснения, кроме твоих уроков благопристойности и приличий.

Да уж, они с Сент-Обином оба вели себя так прилично и благопристойно, что уединились за портьерой в алькове и стоя занимались любовью.

— Я склонна думать, что это всего лишь случайное стечение обстоятельств.

— Он продолжает говорить тебе шокирующие вещи? — спросила Люсинда улыбаясь, и на ее щеках появились ямочки.

— При любом удобном случае, — сказала Эви, чувствуя облегчение от того, что в кои-то веки может сказать правду.

— Но больше он ничего не украл? Только ее девственность.

— Нет. Во всяком случае, я ничего не заметила. Люсинда громко вздохнула.

— Эви, что случилось? По правде? Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне все.

— Я знаю. — Нахмурившись, она лихорадочно подыскивала, что бы такое сказать подруге, чтобы та не посчитала ее полной и законченной дурой. — Он отвел мне четыре недели на то, чтобы убедить его относительно приюта. Я уже испробовала… все. Ума не приложу, что бы еще сказать такого, чтобы он передумал. Уже все средства исчерпаны.

Люсинда наморщила лоб.

— Но, Эви…

Холодные щупальца стиснули сердце Эвелины.

— Что такое?

— Я не совсем уверена, так что имей это в виду, — сказала Люсинда, взяв Эви за обе руки и сжимая ей пальцы. — Но вчера я слышала, что парламент одобрил намерение принца Георга расширить новый парк.

У Эви зашумело в ушах, гул становился все громче и громче, так что слова Люсинды едва доносились до нее.

— Нет, — прошептала она.

Ведь он обещал. Четыре недели. Она виделась с ним прошлым вечером, и он ничего ей не сказал.

Эвелина горько рассмеялась. Конечно же, он ничего не сказал. Если бы он только заикнулся, она бы никогда — никогда — не позволила вновь прикоснуться к себе.

А она-то начала уже думать, что он, может быть, постепенно кое-что усваивает. Что он изменился, хотя бы немного, и что, возможно, он даже… беспокоится о ней. По временам он говорил такие приятные вещи, но теперь она поняла, что все это ложь. Все. А она-то считала, что он всегда говорит правду. Что она может доверять ему. Ха!

— Люсинда, — сказала она, чувствуя, как слезы заструились по щекам, — будь добра, окажи мне огромную, огромнейшую услугу.

— Конечно. Чего ты хочешь?

— Мне нужно, чтобы ты отправилась со мной к Сент-Обину домой. Прямо сейчас.

— К Сент-О… Ты уверена?

— Ода. Совершенно уверена.

Люсинда кивнула и пересела вперед.

— Гриффин, наши планы изменились. Пожалуйста, отвези нас в дом лорда Сент-Обина.

Кучер прямо-таки повернулся кругом и уставился на свою хозяйку.

— Мисс Барретт? Вы сказали…

— Ты слышал. Немедленно, будь любезен.

— Да, мисс.

Сент перегнулся через перила.

— Джансен, еще нет известий из Карлтон-Хауса? Дворецкий вышел в холл.

— Нет еще, милорд. Уверяю вас, я сразу же вам сообщу.

— В ту же секунду, — уточнил Сент, снова удаляясь в свой кабинет, где он все утро вышагивал из угла в угол в ожидании разрешения на аудиенцию с Принни. По крайней мере он может заняться спасением приюта, пока пытается решить, каким образом лучше всего отделаться от Алвингтона и обеспечить Раддику желанный высокий пост. Хвала Господу, принц Георг ничего не может сделать без одобрения парламента, чьих-либо денег и тысячи советников. И без отличного бордо.

Он снова подошел к двери.

— Джансен, мне нужен ящик моего лучшего бордо.

— Я позабочусь об этом, милорд.

По-прежнему держать приют открытым — значит оставаться прикованным к этому проклятому месту. Но не навсегда, напомнил он себе чертыхаясь. Только до тех пор, пока он не решит, как же поступить с Эвелиной. Может, подвернется удобный случай или же, возможно, удастся затянуть сооружение парка на несколько месяцев.

Джансен поскребся в полуоткрытую дверь.

— Милорд?

— Ты нашел бордо?

— Ах нет, милорд. К вам посетители.

— Меня нет дома.

— Это дамы.