Неисполненная Клятва (СИ)

Крестьяне – и с той, и с другой стороны улаженного конфликта, расходились по домам. Многие, кстати, давно не видели свои семьи и даже не могли представить, где их искать – по той простой причине, что Аррен одним из своих последних приказов запер всех мужчин в посаде, вбивая в них ту науку, что была многим селянам отнюдь не по душе. Уходили и йомены с бывшими дружинниками, но среди последних были и те, что уже через неделю-другую окажутся в городе.

Хобилары, в том числе и недавно завербованные, были снова при деле – разносили они весть о том, что пленные дружинники и йомены, которые сейчас батрачили в деревнях, могут отправляться на все четыре стороны, так как их сюзерен почил. Стоит ли говорить, что сторон-то было немного – или остаться в деревне поденщиком, надеясь когда-нибудь жениться, остепениться, построить собственный дом, или попытать счастья, отправившись в город. Одна была загвоздка, у бывших вояк не было ни оружия, ни монет, только то, что потом сердобольные крестьяне дали им в дорогу. У них был только их опыт, в основном непригодный для мирной жизни. Помыкавшись на заработках, так многие и вновь возьмутся за оружие – то, что выкупят сами, или то, что они получат от Маркграфа.

… Евик осталась последней на развалинах замка. Она так и сказала своему новому окружению – ей необходимо было проститься. Армия Майсфельда отправилась домой по двум почти параллельным дорогам. Ехать долго не придется, потому как весь скот, взятый для пропитания, был забит. Ускоряло армию и то, что многие торгаши, шуты, зубодеры, проститутки и всякие шарлатаны пошли своей дорогой. Целых возов с награбленным, понятное дело, не наблюдалось.

Рядом с ней послушно паслась кобылка, что еще три дня назад была запряжена в карету. Ее родичи, вернее, их прах, был захоронен отдельно, во дворе павшей крепости, под плитой, о чем гласила наспех выбитая надпись. Девушка стояла над ней в задумчивости. Наконец, оглядевшись по сторонам, она подошла к какому-то незаметному пню, который, сколько она себя помнила, так никто и не пытался выкорчевать – столь глубоки были корни. Она достала записку, сунула ее в узкое дупло, после чего, подобрав юбки, довольно ловко взобралась на лошадь и отправилась следом за уходящей армией.

В городе было довольно шумно, с того самого момента, как их войско вернулось домой. Сначала оплакивали, потом в храме Верховного отца отпевали, потом праздновали, потом награждали, потом снова праздновали. Потом еще ощенилась Грусса, в дружине тоже дело встало – всем было интересно посмотреть на странных крупных черных щеночков…

Хелдору общее настроение радости не передалось, а посему он, пока больше никаких дел не было – так что он предпочитал при каждом удобном случае уходить из города. И вот третий день, переплывая на чьей-то лодке реку, он сидел на небольшом взгорье, смотря в мир. Сегодня его глаз все чаще цеплялся за растущие на старом пепелище березы. От деревни остались лишь угольно-черные проплешины, зарастающие травой, и теперь там, открытые простору, поднимались длинные, стройные бело-черные красавицы.

Сон дал огромное множество вопросов и не дал ни одного ответа. Никогда сновидения еще не были такими ярким и страшным. «Смотри на противоположный берег» - вот что он услышал в хлопанье крыльев ворона, когда проснулся, и эта подсказка мало чего давала. Он так был погружен в свои думы, что…

…Нападающие заплатили дорогую цену. Остатки отрядов Свена и Теодорика были готовы войти в город, но страх заставлял их оставаться на своих местах - из уже, казалось бы, взятого города, не доносилось ни звука. Предыдущий отряд, которому прочили взятие Цитадели Ворона, словно исчез - никто не вернулся. А крики, стоны и лязг железа просто становились все тише, тише...пока не смолкли...

Хелдор сорвал с головы искореженный шлем, длинные волосы взметнулись и мягко легли на плечи. Молодой воин чувствовал себя прескверно. Голова гудела от ударов гномьих топоров и палашей их союзников-людей. От нечеловеческого напряжения поврежденный летом глаз почти ничего не видел. Юноша устало помотал головой. Он был готов сражаться - но уже ни на что не надеялся.