Люди в беспорядке, полусонные, спотыкаясь, бежали на стены. Аррен, нахлобучивая рыцарский, украшенный плюмажем, шлем, взобрался на стену и осмотрелся: Там, где он находился, не меньше сотни людей быстрым шагом шли на штурм, неся с собой четыре лестницы и несколько осадных щитов. Йомены начали палить наугад, но как только штурмовая группа приблизилась на сотню шагов, они вдруг возьми, да отступи в лагерь. Тоже самое произошло и по другим направлениям. Факелы погасли. Тишина. О том, что чего-то вообще произошло, напоминал лишь выдвинутый вперед, за укрепления осаждающих, таран.
Аррен не успел подумать, что это было, как обстрел возобновился, и им вновь пришлось укрываться в цитадели и в крытых переходах. Возможно, штурм такого рода увенчался бы успехом, но Майсфельд не ставил перед собой задачи устроить кровавую бойню. Каждый воин мятежного графа забрал бы с собой троих, четверых ополченцев, не говоря уже о тех, которые убьют на подступах йомены. Да, дружинники потом без труда взяли бы крепость – противник был бы обескровлен.
Но нет. Понимая, что губить необученных людей совершенно ни к чему, он использовал их иначе: с наступлением глубокой ночи неспешный обстрел перемежался ложными штурмами, в которых крестьяне сменяли друг друга, с попытками поджога обоих ворот, да и просто банально с шумом, гамом, бряцаньем железа.
Адель, приехавшая сюда ближе к вечеру, чтобы помочь лекарям, применила искусство иллюзий: пару раз часовым показалось, что их атаковала стая серых, полупрозрачных, грозно ухающих сов.
Вся эта котовасия длилась до рассвета- с наступлением утра такие маневры для крестьян становились все более опасными, озлобленные йомены, уже игнорировавшие обстрел и обкладывавшие инженеров трехэтажной бранью, стреляли буквально на каждый шорох.
В госпитале неизбежно появились первые посетители, особенно Джеремус хохотал над ополченцем, который, задрав ватник и кольчугу в пятидесяти шагах от крепостной стены, показал осажденным зад. До конца жизни к нему прилипло прозвище «дикобраз».
Новость о голубе, которого наверняка отправил Аррен, растревожила посад. Тем более странным было то, как за ним охотился черный ворон и похитил у него записку. И часа не прошло, как все жители судачили о том, что граф Майсфельд чародей и повелевает воронами, и, наверняка, волками, медведями, и даже лесными бесами. Слухи эти вызывали панику, потому комендант, назначенный в отсутствие князя главным, быстро пресек эти разговоры. В вечерних сумерках особо болтливых приговорили к позорному столбу, после чего разговоры стихли. Однако, стало понятно, что чего-то произошло – наверняка Аррен не послал голубя, что сказать, что у него все хорошо. Есть голубь – значит, важная новость.
- Сколько сил у нас собрано? – комендант, седой мужчина с короткой стрижкой, бодро нарезал круги по комнате, не скрывая своего волнения.
- Восемь… - докладчик вздрогнул, потому как его командир, обратившись в слух, остановился у стола и шумно на него оперся. – Восемь сотен дружинников, но треть из них…
- Знаю, знаю. Ничего, есть желтые котты и оружие – значит, пусть сражаются. Сколько йоменов?
- Почти все вернулись с заимок и фуражировки, так что у нас четыре сотни луков…
-Очень хорошо, скажи Уоту Девятипалому, чтобы он взял всех йоменов под свое командование, и они немедленно, в ночь, выдвигались, а дружин…
- Господин, Уота нет на месте.
- Это как?
- Ну, все вернулись, но п-почти …- молодой дружинник начал теребить край котты, не в силах выдержать взгляд начальника. Его люди были в лесу, насколько знаю, а вечером он отправился за…
- Когда вечером он отправился?
- Да вот аккурат, когда начался шум из-за голубя…
- Так – комендант, сгорбившись, сел на лавку перед столом. – А кто прислал Аррену депешу?
- Уот…
- Угу… так вот… - а где был Уот до этого ты знаешь?
-Он, вроде, был в том сражении, где их разбили, а потом где-то пропадал.
Комендант тихо рассмеялся. Потом громче. Еще громче. Смех перешел в истерические завывания. Потом он, вскочив, перевернул стол, схватил лавку и со всего маху высадил ей ставни и выбросил лавку во двор. Из-за шума в полутемной комнате, освещенной свечами, стало тесно: вбежали часовые.
- Всех – тяжело дыша, сказал мужчина – всех мужчин, снабдить оружием… Назначить десятников, сотников… У кого нет оружия – пусть идут с чем есть. Кто не хочет идти – повесить. После десятка казненных будут, как шелковые. ВЫПОЛНЯТЬ!!!
В предрассветных сумерках из города вышло огромное количество мужчин – половина из них была вооружена, чем попало. В Посаде остались только женщины, дети и старики. Комендант выгреб из города все свои резервы и был готов обрушить их на армию Майсфельда, ни щадя ни своих, ни чужих.
Крестьяне, имитировавшие всю ночь штурмы, отправились на отдых, теперь пришло время действовать страже и дружине, штурмуя, в первую очередь, главные ворота и те, которые вели к аллее.
Солнце поднималось над лесом, подсвечивая деревья и легкие прозрачные облачка. Рассвет был алого цвета, и в этот раз людские суеверия совпадали с действительностью – предстояла кровавая битва.