Что-то серое пошевелило головой там, наверху, вскинуло большие изогнутые рога, словно хотело посмотреть на нее, Мону. Отступив на шаг по ковру, она моргнула. Какой-то баран, но это, должно быть, дистанционка – голограмма или вроде того. Животное тряхнуло головой и принялось жевать траву. Мона рассмеялась.
Приход. Магик прокатился волной по внутренней стороне лодыжек, закопошился в лопатках. Холодное стягивающее покалывание, и больничный запах где-то в нёбе.
Раньше она боялась, но теперь страх ушел.
У Прайора нехорошая улыбка, но ведь он просто игрок, просто ввязавшийся в какую-то аферу пиджак. Если у него и есть деньги, то принадлежат они кому-то другому. И Эдди она больше не боялась; скорее она боялась за него, поскольку теперь ясно видела, как его воспринимают другие.
Ладно, подумала Мона, это не важно. Она больше не выращивает сомов в Кливленде, и никто никогда не затащит ее назад во Флориду.
Она вспомнила спиртовку, зимний утренний холод, старика, нахохлившегося в своем огромном сером пальто. Зимой он утеплял окна вторым слоем пластика. Тогда тепла печурки хватало, чтобы обогреть помещение, поскольку стены были обиты листами жесткого пенопласта, а поверх них – древесно-стружечными плитами. Там, где проглядывал пенопласт, его можно было ковырять пальцем. Если старик тебя за этим застукает – разорется. И с тем, чтобы содержать рыбу в тепле холодной зимой, работы у Моны прибавлялось: надо было закачать воду на крышу, где стояли солнечные зеркала, отбрасывающие свет в такие прозрачные пластиковые трубки. Отчасти помогали гниющие по стенкам баков водоросли; когда идешь вылавливать рыбу сачком, поднимается пар. Старик обменивал рыбу на всякую еду, на то, что выращивали другие люди, на спирт для печки и спирт питьевой, на кофейные зерна, на отбросы, которые шли на корм рыбам.
Он не был ее отцом, он повторял это очень часто, когда вообще открывал рот. И все же время от времени она задумывалась: а может быть, он ей все-таки отец? Когда Мона впервые спросила, сколько ей лет, он ответил, что шесть, так что она отсчитывала от этого.
Услышав, как за спиной открывается дверь, Мона обернулась. В дверях стоял Прайор с золотистой пластинкой ключа в руке. Борода раздвинулась, чтобы показать «улыбку».
– Познакомься, Мона, – сказал он, переступая порог, – это Джеральд.
Высокий, китаец, серый костюм, волосы с проседью. Джеральд мягко улыбнулся, проскользнул мимо Прайора в комнату и направился прямо к комоду напротив изножья кровати. Положил черный чемоданчик и нащелкал на замке код.
– Джеральд – наш друг. Он медик, наш Джеральд. Ему нужно тебя осмотреть.
– Мона, – подал голос сам Джеральд, вынимая что-то из чемоданчика, – сколько тебе лет?
– Шестнадцать, – ответил за нее Прайор.
– Шестнадцать, – повторил Джеральд.
Штуковина, которую он держал в руках, походила на черные защитные очки, этакие затемненные линзы со зловещими шишками сенсоров и проводками.
– Проходим, но со скрипом? – обернулся он к Прайору; тот улыбнулся. – Сколько вам не хватает? Десяти лет?
– Ну, не совсем, – отозвался Прайор. – Совершенства не требуется.
Джеральд перевел взгляд на Мону.
– Вы его и не получите. – Он зацепил дужки очков за уши и на что-то нажал; под правой линзой загорелся огонек. – Но есть степени приближения.
Луч скользнул к Моне.
– Речь всего лишь о косметических процедурах, Джеральд.
– Где Эдди? – спросила Мона, когда врач подошел ближе.
– В баре. Позвать его? – Прайор взялся за телефон, но тут же положил трубку назад, так и не набрав номер.
– Что это? – Она шагнула назад.
– Медицинское обследование, – сказал Джеральд. – Больно не будет.
Он загнал ее к окну, лопатки над полотенцем вжались в холодное стекло.
– Кое-кто собирается предложить тебе работу и очень хорошо за нее платить. Им нужна полная уверенность в том, что ты совершенно здорова. – Луч вонзился ей в левый глаз. – Она на каких-то стимуляторах, – сказал он Прайору уже совершенно другим тоном. – Постарайся не моргать, Мона. – Луч переместился на другой глаз. – Что это, Мона? Сколько ты приняла?
– Магик. – Она сморщилась от света.
Холодные твердые пальцы взяли ее за подбородок, наклоняя голову вправо.
– Сколько?
– Кристалл…
Луч погас. Гладкое лицо китайца оказалось близко, очень близко, защитные очки утыканы всякими линзами, прорезями, маленькими сетчатыми бляшками.
– Кто ж его знает, насколько он чистый, – проговорил медик.
– Он чистый, совсем чистый, – сказала она и захихикала.
Отпустив ее подбородок, Джеральд улыбнулся.
– Ну, это не будет проблемой, – сказал он. – Ты не могла бы открыть рот? Пожалуйста.
– Рот?
– Я хочу посмотреть твои зубы.
Мона перевела взгляд на Прайора.
– С этим вам повезло, – сказал Прайору Джеральд, все тем же лучиком светя ей в рот. – Состояние вполне удовлетворительное и по конфигурации близко к требуемой модели. Коронки, пломбы.
– Мы знали, что можем на тебя рассчитывать, Джеральд.
Сняв очки, Джеральд с полминуты молча глядел на Прайора. Потом повернулся к черному чемоданчику, чтобы убрать прибор.
– И с глазами тоже удачно. Очень похожи. Только подкрасить.