Рядом с передатчиком разместился сложный биомонитор «Сони», напрямую соединенный с нейрохирургическим боксом. В его память заранее загрузили медицинскую карту Митчелла, переписанную с биософта. Когда придет их черед, хирурги получат доступ к медкарте перебежчика; процедуры же, производимые в боксе, будут одновременно передаваться назад на «Сони» для архивации. Затем Рамирес, нарастив на архивные блоки ледяную корку, сможет закидывать данные в киберпространство, где для страховки параллельно подключится Джейлин Слайд со своей деки на нефтяной платформе. Если все пройдет гладко, то к тому моменту, когда Тернер на истребителе доставит Митчелла в Мехико, в исследовательском центре «Хосаки» ученого уже будет ждать обновленная медкарта. Тернер никогда не видел ничего подобного этому «Сони», но мог предположить, что у голландца в его сингапурской клинике наверняка было что-то похожее. С этой мыслью он поднял руку к голой груди и провел пальцами по давно исчезнувшему шраму от пересадки ткани.
На втором столе размещалась киберпространственная аппаратура. Дека была идентична той, какую он видел на нефтяной платформе: прототип «Маас-Неотек». Конфигурация деки выглядела стандартной, но Конрой говорил, что она собрана из новых биочипов. На крышку консоли был прилеплен ком бледно-розового пластика величиной с кулак. Кто-то – может быть, и Рамирес – выдавил в нем два глаза и грубо прочертил кривую идиотскую ухмылку. Два провода, голубой и желтый, тянулись из розового лба рожицы к одной из черных труб, выступающих из стены за консолью. Еще одна – спасибо Уэббер – мера предосторожности на случай «маасовской» атаки. Тернер, хмурясь, поглядел на провода: если в таком маленьком, да еще закрытом помещении рванет заряд такой мощности, в бункере с гарантией не выживет никто.
Болели плечи, макушка то и дело чиркала по шершавому бетону потолка, но Тернер продолжал свою инспекцию. Остальную часть стола занимали периферийные устройства – несколько черных коробок, расставленных с маниакальной тщательностью. Тернер подозревал, что каждый модуль находится на строго определенном расстоянии от соседа и что они предельно точно выровнены относительно друг друга. Рамирес, должно быть, расставил их собственноручно, и Тернер не сомневался, что, коснись он какой-нибудь коробочки, сдвинь ее хоть на десятую долю миллиметра, жокей тотчас же узнает об этом. С подобным невротичным подходом Тернер, и ранее имевший дело с компьютерщиками, уже сталкивался, так что о Рамиресе это не говорило ровным счетом ничего. Впрочем, Тернер встречал и других жокеев, которые, бывало, выворачивали этот невроз наизнанку, превращая свои пульты в беспорядочную мешанину кабелей и проводов, напоминающую крысиное гнездо; эти суеверно чурались любого проявления опрятности, оклеивая свои консоли картинками игральных костей и скалящимися черепами. Ничего нельзя предугадать заранее, думал Тернер; или Рамирес и вправду хорош, или все они, что вполне вероятно, скоро станут трупами.
На дальнем конце стола лежали пять клипсовых раций «Телефункен» с самоклеющимися горловыми микрофонами – каждая запаяна в индивидуальную пузырчатую упаковку. Во время критической фазы побега, которую Тернер оценивал в двадцать минут до и после прибытия Митчелла, он сам, Рамирес, Сатклифф, Уэббер и Линч будут поддерживать связь через эфир, хотя использование передатчиков следовало свести к минимуму.
За «Телефункенами» – немаркированная пластиковая коробка с двадцатью шведскими катализаторными грелками для рук; плоские обтекаемые бруски из нержавеющей стали вложены каждый в свой чехол из рождественской красной фланели, стянутый шнурком.
– Ну, умен, собака, – задумчиво сказал Тернер коробке. – До этого я мог бы додуматься и сам…
Он уснул на рифленой поролоновой подстилке из снаряжения автостопщиков, развернутой на полу командного поста, накинув на себя, как одеяло, парку. Конрой был прав насчет ночного холода в пустыне, но бетон, казалось, еще сохранял дневной жар. Комбинезон и туфли Тернер снимать не стал; Уэббер посоветовала, чтобы, одеваясь, он всякий раз тщательно встряхивал одежду и обувь.
– Скорпионы, – пояснила она. – Они любят пот, любую влагу.
Прежде чем лечь, он вынул из нейлоновой кобуры «смит-и-вессон», аккуратно положил его возле поролона. Оставив включенными два фонаря на батарейках, Тернер смежил веки.