Иван Лукич проснулся поздно. В доме он строг и хранил традиции Домостроя. Да вот беда: из подчинения бабы вышли, совсем стыд потеряли. Как увидел он первый раз платья, какие приказано царем на ассамблеи надевать, так его удар хватил. Упал на лавку и до следующего утра слова не мог вымолвить. Разве ж можно титьки напоказ выставлять, сокрушался он, почитай, нагишом на людях показываться? Следующий удар едва в гроб не свел, ибо стоило каждое платье...Иван Лукич рыдал, расставаясь с кровными денежками. Да ладно бы дочери фасон показывали, а то и старуха туда же, декольте ей подай! Ну, старую после ассамблей бесовских Иван Лукич всякий раз учил дома кулаками. Дома он хозяин! И приказал дома носить русскую одежду: рубахи с рукавами и сарафаны.
Он каждое утро сетовал на перемены в жизни, а потом вставал, не видя в дне грядущем радости. Нет, одна радость была: он построил мануфактурную фабрику, что поставило его вровень с высокородными перед царем, фабрика приносила хороший доход. Но этого так мало! Вот если бы все это, а порядки остались старые...
Иван Лукич взглянул в зеркало. Фу, рожа-то без бороды премерзкая! Сколько лет с эдаким лицом, а привыкнуть не мог, особенно зимой плохо, мороз рожу сковывал, аки льдом.
– Филька! Филька, подлец! – заорал он.
– Тута я, – вбежал тот с ушатом.
Иван Лукич принялся с усердием мыть лицо и шею. Затем задал обычный утренний вопрос:
– Где все?
– Хозяйка дворню чихвостит, а барышни дансируют.
– Чего девки делают? – поднял Иван Лукич мокрое лицо.
– Дансам обучаются.
– По-русски сказывай! – рявкнул Иван Лукич.
– Барышень учит танцам хранцузский мусье.
Растраты! Кругом растраты на баб! Раньше-то никаких учителей бабам не нанимали, а теперь Петр велел обучать танцам и наукам. Сам-то Иван Лукич ни за что не стал прыгать козлом, а вот старуха его...
– Ко мне девок зови.
Филька убежал, а он вытерся утиральником, накинул кафтан. Тотчас явился Филька:
– Барышни велели передать, что некогда им, к следующей ассамблее готовятся.
– Что?! – взревел Иван Лукич. – А ты их дубиной гони! Пшел! И скажи, что покажу я им! И мусье ихнему покажу!
Минуту спустя три девицы на выданье предстали с недовольством в лице. Побагровевший Иван Лукич, едва сдерживая гнев, прохаживался перед выстроенными в одну линию девушками, сцепив сзади руки, чтоб не надавать дочерям пощечин.
– Отчего не явились по первому зову отцовскому? – спросил.
– Папa, мы... – начала старшая.
– Молчать! До особого моего дозволения рта не раскрывать! Перечить отцу! И кто?! Родные дочери!..