Негодяй из Сефлё

Мартин Бек снова поднял трубку и передал, что первого помощника комиссара Харальда Хульта просят, как только он объявится, незамедлительно позвонить в управление на Кунгсхольмсгатан.

Окончив разговор, он остался сидеть на прежнем месте, уронив голову в ладони.

Что-то здесь было не так. И смутное предчувствие грозящей опасности не уходило. От кого? От Хульта? Или он упустил из виду что-нибудь другое?

– Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? – вдруг спросил Рённ.

– Какая же?

– Что, если я, к примеру, позвоню твоей жене и начну расспрашивать про тебя…

Он не договорил до конца и пробормотал:

– Ах да, ничего не выйдет. Ты же в разводе.

– А иначе что бы ты мог сказать?

– Да ничего, – отнекивался Рённ с несчастным видом. – Я просто не подумал. Я не намерен вмешиваться в твою личную жизнь.

– Нет, что ты все-таки мог бы ей сказать?

Рённ замялся, подыскивая более удачную формулировку.

– Значит, так, если бы ты был женат и я позвонил бы твоей жене, попросил бы вызвать тебя к телефону и она спросила бы, кто говорит, я бы…

– Ты бы?..

– Я бы, разумеется, не заявил: «С вами говорит Эйнар Валентино Рённ».

– Господи, это еще кто такой?

– Я. Мое полное имя. В честь какого-то киногероя. На мамашу в ту пору что-то нашло.

Мартин Бек внимательно слушал.

– Значит, ты считаешь?

– Считаю, что, если бы Хульт сказал ей: «Меня зовут Пальмон Харальд Хульт», это выглядело бы нелепо и странно.

– Ты-то откуда знаешь, как его зовут?

– А ты сам записал имя на блокноте Меландера, и вдобавок…

– Что вдобавок?

– У меня тоже есть его имя. В жалобе Оке Эриксона.

Взгляд Мартина Бека мало-помалу светлел.

– Здорово, Эйнар. Просто здорово, – сказал он.

Рённ зевнул.

– Слушай, кто у них сегодня дежурит?

– Гюнвальд. Но он ушел. И вообще от него проку не жди.

– Значит, есть еще кто-нибудь.

– Конечно, есть Стрёмгрен.

– А Меландер где?

– Дома, наверно. Он теперь по субботам выходной.

– Пожалуй, стоило бы поподробнее заняться нашим другом Эриксоном, – сказал Мартин Бек, – Беда только, что я не помню никаких деталей.

– И я не помню, – сказал Рённ. – Зато Меландер помнит. Он все помнит.

– Скажи Стрёмгрену, чтоб он собрал все бумаги, в которых упомянут Оке Эриксон. И позвони Меландеру, попроси его прийти сюда. Поскорей.

– Это непросто. Он сейчас замещает комиссара. И не любит, когда его беспокоят в нерабочее время.

– Ну, передай ему привет от меня.

– Это я могу, – сказал Рённ и. шаркая подошвами, вышел из комнаты.

Две минуты спустя он явился снова.

– Стрёмгрен едет, – сказал он.

– А Меландер?

– Приехать-то он приедет, но…

– Что «но»?

– Похоже, он не в восторге.

Восторгов, разумеется, требовать не приходилось. Мартин Бек ждал. Прежде всего, что так или иначе объявится Хульт.

И еще возможности поговорить с Фредриком Меландером. Фредрик Меландер был величайшим сокровищем отдела по особо важным преступлениям. Он обладал феноменальной памятью. В обычной жизни – зануда, но как детектив незаменим. По сравнению с ним ничего не стоила вся современная техника, ибо Меландер мог за несколько секунд извлечь из своей памяти все достойное внимания из того, что он когда-либо слышал, видел или читал о данном человеке или деле, и изложить свои воспоминания четко и вразумительно.

С такой задачей не справилась бы ни одна вычислительная машина.

Но писать он не умел. Мартин Бек просмотрел некоторые заметки в блокноте Меландера. Все они были сделаны очень своеобразным, неровным и совершенно неразборчивым почерком.

XIX

Рённ привалился к дверному косяку и захихикал. Мартин Бек вопросительно взглянул на него.

– Ты чего?

– Просто мне пришло в голову, что ты вот ищешь некоего полицейского, я ищу другого, а это, может статься, один и тот же человек.

– Один и тот же?

– Да нет, не один и тот же, конечно. Оке Эриксон и есть Оке Эриксон, а Пальмон Харальд Хульт и есть Пальмон Харальд Хульт.

Мартин Бек подумал, что Рённа пора отправить домой отдыхать. Еще вопрос, можно ли считать присутствие Рённа вполне легальным, ибо, согласно закону, который вступил в силу с первого января, ни один полицейский не имеет права отрабатывать за год свыше ста пятидесяти сверхурочных часов, причем за квартал их число не должно превышать пятидесяти. С чисто теоретической точки зрения это можно толковать так: полицейский имеет право работать, но не имеет права получать деньги. Исключение допускалось только для особо важных дел.

А сегодняшнее дело – оно особо важное? Да, пожалуй.

Не арестовать ли ему Рённа? Хотя текущему кварталу сровнялось всего четверо суток, Рённ уже перекрыл законную норму сверхурочных. Поистине новое отношение к работе.

В остальном работа идет как обычно.

Стрёмгрен раскопал кучу старых бумаг и время от времени вносил в комнату очередную стопку.

Мартин Бек изучал бумаги с растущим неудовольствием, поскольку у него возникало все больше вопросов, которые следует задать Анне Нюман.

Но он не торопился снимать трубку. Снова беспокоить женщину? Это уж слишком. Может, поручить Рённу? Но тогда ему все равно придется самому начать разговор и просить извинения сразу за обоих – за себя и за Рённа.