Негодяй из Сефлё

Когда он вошел в спальню, у него сразу улучшилось настроение. Гюн проснулась и играла с Иоакимом. Она согнула ноги в коленях, а малыша взяла под мышки, и он, как с горки, съезжал с ее колен на живот. Гюн была красивая темпераментная женщина. К тому же умная и с хорошим характером. Колльберг всегда мечтал жениться на такой, как Гюн, и не желал удовольствоваться меньшим, хотя женщин на своем веку повидал немало. Когда он наконец встретил Гюн, ему стукнул уже сорок один год, и надежда почти покинула его. Гюн была четырнадцатью годами моложе и, право, стоила того, чтобы ее дожидаться. Их отношения с первого дня развивались естественно и просто, без каких-либо осложнений.

Гюн улыбнулась мужу и подняла сына, а тот даже загукал от удовольствия.

– Привет, – сказала Гюн. – Ты его вымыл?

Колльберг дал ей полный отчет.

– Бедняжка! Приляг хоть ненадолго, – предложила она, взглянув на часы. – У тебя еще есть время.

Вообще-то говоря, времени у него не было, но он легко поддавался на уговоры. Он лег рядом с ней, просунул руку под ее шею, потом опять встал, отнес Иоакима в детскую, поставил его на почти высохший матрац, надел ползунки и махровую распашонку, кинул в кровать несколько игрушек и вернулся к Гюн. Будиль сидела на коврике в гостиной и играла в скотный двор.

Через некоторое время она вошла к ним, поглядела и сказала довольным голоском:

– В лошадки, в лошадки! Папа будет лошадка.

После чего она попыталась сесть на него верхом, но он выставил ее и запер за ней дверь. Теперь дети им не мешали, и, проведя некоторое время наедине с женой, он задремал в ее объятиях.

Когда Колльберг подходил к своей машине, часы на Шермарбринкской станции подземной дороги показывали восемь часов двадцать три минуты. Садясь в машину, он помахал Гюн и Будиль, стоявшим у кухонного окна.

Чтобы попасть в Вестбергаллее, ему незачем было ехать в город, он мог добраться туда через Орсту и Энскеде и тем самым избежать «пробок».

Сидя за рулем, Леннарт Колльберг громко и очень фальшиво насвистывал ирландскую народную песню.

Сияло солнце, в воздухе чувствовалась весна, и в садах, мимо которых он проезжал, расцветали крокусы и гусиный лук. Леннарт Колльберг находился в отличном расположении духа: если не произойдет ничего непредвиденного, он на работе не задержится и вскоре после обеда сможет вернуться домой. Гюн съездит к Арвиду Нордквисту, купит чего-нибудь вкусненького, и это вкусненькое они съедят, когда уложат детей. Даже после пяти лет совместной жизни оба считали, что по-настоящему хорошо провести вечер можно только дома, только вдвоем, приготовить что-нибудь вкусное и потом долго сидеть, есть, пить, разговаривать.

Колльберг очень любил хорошо поесть и выпить, не диво, что с годами он поднакопил лишний жирок, или слегка раздобрел, по его собственному выражению.

Но тот, кто вообразил бы, будто Колльберг из-за «округлости форм» утратил былую подвижность, рисковал жестоко ошибиться. Колльберг мог проявить неожиданное проворство и до сих пор владел техникой и навыками, которые приобрел в бытность парашютистом.

Колльберг перестал насвистывать и начал размышлять над проблемой, которая занимала его последние годы. Ему все меньше нравилась его профессия, он охотно бросил бы ее вообще. Проблема и раньше была не из легких, а стала еще сложней потому, что год назад его назначили инспектором уголовной полиции и, соответственно, положили более высокое жалованье. Не так-то просто инспектору уголовной полиции сорока шести лет от роду найти хорошо оплачиваемую работу не по специальности. Гюн, правда, говорила, что ей плевать на деньги, что дети скоро подрастут и тогда она снова пойдет работать. Кроме того, она уже теперь не теряла времени даром и за четыре года сидения дома выучила еще два языка, а значит, и платить ей будут больше, чем прежде. До рождения дочери она была старшим секретарем и может в любую минуту получить хорошо оплачиваемое место, только Колльберг не желал, чтобы ей пришлось вернуться на работу раньше, чем ей этого в самом деле захочется.

Кроме того, он с трудом представлял себе, как это он будет выглядеть в роли пенсионера.

Несмотря на природную лень, он тем не менее испытывал потребность в активной и разнообразной деятельности.

Ставя машину в гараж Южного управления, Колльберг вдруг вспомнил, что Мартин Бек по субботам выходной.

«Отсюда следует, что, во-первых, придется проторчать здесь целый день, а во-вторых, поблизости не будет ни одного толкового человека, с которым можно отвести душу», – подумал Колльберг, и настроение у него сразу испортилось.

Чтобы как-то себя подбодрить, он в ожидании лифта снова начал насвистывать.

XII

Колльберг не успел даже снять пальто, как зазвонил телефон.

– Да, да, Колльберг слушает… Что?

Он стоял за своим столом, заваленным бумагами, и смотрел в окно невидящим взглядом. Переход от прелестей семейной жизни к мерзостям службы не совершался у него так просто и естественно, как у других, у Мартина Бека например.

– В чем дело? Так, так. Нет, значит? Хорошо, скажите, я буду.