Нефть в обмен на девушку

– У нас возникли серьезные проблемы с наличными деньгами, господин Филатов. Печатное оборудование износилось, а новое мы не можем купить из-за санкций, – Камель достал бумажник и вынул несколько помятых, затертых купюр с портретом Саддама Хусейна. – Посмотрите, в каком они состоянии. Иногда даже трудно понять, какой номинал обозначен.

– Да, деньги, конечно, поизносились, – согласился Филатов. – Но при чем тут я?

– Мы хотим купить новое печатное оборудование, соответствующую бумагу, специальные краски, – Камель убрал купюры в бумажник. – И очень рассчитываем на вашу помощь.

Филатов все понял – ему предлагали простой обмен: он помогает в обход санкций привезти в Ирак оборудование для печати динаров, а ему возвращают Тинни. Насколько равноценен этот обмен? Тинни, конечно, хороша, но услуга, о которой просит Камель, стоит куда дороже одной, даже очень красивой девушки.

«Отказаться? Нет! Если уж взялся спасать – надо спасать, – решил Филатов. – К тому же после чудесного вызволения из плена Тинни не сможет мне ни в чем отказать!»

Принятие решения заняло не больше нескольких секунд, но виду Филатов не показал. Наоборот, изобразил самое искреннее удивление.

– Господин Камель, вы обратились совершенно не по адресу. Я депутат, политик, а не специалист по печатным станкам.

– Зато вы друг иракского народа, господин Филатов. К тому же имеете обширные связи. А я со своей стороны немедленно займусь вашей проблемой.

Камель открыл одну из лежащих на столе папок, и Филатов увидел на первой странице фотографии Тинни. И это были не просто фотографии, а настоящий тюремный фас-профиль.

«Весомый аргумент! – подумал Филатов, стараясь оставаться равнодушным. – Бедная Тинни… Однако так грубо давить мне на психику не надо!»

– Мы могли бы вполне обойтись без этого, господин Камель, – сказал Филатов, указывая на вроде бы невзначай показанные фотографии.

Ему совершенно не понравился столь явный шантаж. Если его считают другом иракского народа и рассчитывают на помощь, то нечего дешевые представления устраивать!

– Что вы имеете в виду, господин Филатов? – удивился Камель, немного смутившись.

– Полагаю, мы прекрасно поняли друг друга, господин Камель, – холодно ответил Филатов.

И встал первым, лишив хозяина возможности показать, что аудиенция закончена. Пусть знает, что лучше мирно договариваться, чем в игры играть!

Всю обратную дорогу Филатов перебирал в уме своих знакомых, пытаясь понять, кого из них можно привлечь к решению задачи. Умеющих делать деньги было сколько угодно, некоторые даже умудрялись добывать их из воздуха, но вот специалистов по изготовлению купюр не было. Однако в «Эль-Рашиде» вопрос решился сам собой – первым, кого он увидел, войдя в холл, оказался мрачный Кеган, направляющийся в сторону бара.

«Кеган! Словения! – осенило Филатова. – Мы там несколько раз печатали брошюры к выборам!»

Он догнал приятеля и хлопнул его по плечу:

– Рудольф, привет!

– О, Александр! Рад тебя видеть! – обрадовался Кеган. – Как твои дела?

– Мои дела хорошо, а твои еще лучше!

– Что ты хочешь сказать?

– Считай, что Камель у тебя в кармане!

– Камель? В кармане? – Кеган не сразу понял, что Филатов имеет в виду. – Ты хочешь сказать, что поможешь мне с ним встретиться?

Они прошли в бар, и Филатов подробно обрисовал ситуацию, разумеется, не упоминая Тинни. Кеган слушал внимательно, не прерывая. Потом долго жал Филатову руку и обещал не забыть товарища при дележе прибыли. Они выпили за успех дела, Филатов позвонил Аббасу и передал телефон Кегану – пусть сами договариваются о встрече…

Когда Кеган уехал, Филатов немного прогулялся по улице, наблюдая жизнь простого народа, бедствия которого так подробно описывал при встрече Саддам. Он знал, что лица людей могут сказать внимательному наблюдателю гораздо больше, чем полтора десятка газет и два включенных телевизора. Жизнь действительно была не простой. Нужда – она ведь, сколько ни скрывай ее, видна. Вроде бы все были одеты нормально, в голодный обморок никто не падал, нищие не приставали, а тяжесть блокадной жизни выпирала. Впрочем, виду никто не показывал, особенно перед любопытным иностранцем. И это была столица, Багдад. Филатов представил себе, как живут на окраинах страны, и загрустил.

Дойдя до заросшей травой воронки с торчащими обломками бетона, Филатов остановился. До войны здесь был отличный ресторан с настоящей арабской кухней, а теперь царило запустение. Зачем восстанавливать, если у местных нет денег ходить по ресторанам, а иностранцы вообще в Багдад не приезжают? Подумав о еде, Филатов вспомнил свой вчерашний несъеденный ужин и расстроился: несколько человек могли бы утолить голод этим ужином, а он даже к нему не притронулся! Филатов постоял еще немного у воронки, рассуждая о превратностях войны, и пошел обратно.

Вечером в номер постучали. «Неужели Тинни?» – встрепенулся Филатов.

Он отложил бумаги и поспешил к двери, на ходу застегивая рубашку. Однако вместо Тинни он увидел Рудольфа. Тот был сильно чем-то взволнован и, как показалось Филатову, немного испуган.