Нефритовый Грааль

— Они восприимчивы к сильным мозговым импульсам, — объяснил Грандир. — Существуют определенные заклинания и ритуалы, часто запрещенные, которые усиливают телепатические возможности мозга и позволяют практору установить контроль над более слабым разумом. У этих созданий едва ли вообще есть мозги — ровно столько, сколько необходимо для моих целей. Однажды покорившись, они станут повиноваться каждой моей мысли, независимо от расстояния и местоположения. Я даже могу погрузиться в транс и видеть — или чувствовать — с помощью их ощущений. Они мои глаза и уши в другом мире.

Тут Халме впервые нарушила молчание. Она долго стояла, глядя на обитателей клетки, по-видимому, почти не прислушиваясь к разговору.

— Они отвратительны, — произнесла она.

— Они полезны, — возразил Грандир, как бы поправляя Халме. — Я нахожу даже, что испытываю к ним некую приязнь, подобную той, что в давние времена питали люди к своим домашним питомцам. Они таковы, какими сотворила их природа потустороннего. И если нам удастся избегнуть уготованной нашему миру участи, то, поверь мне, отчасти — впрочем, лишь отчасти, — благодаря им. Не стоит ненавидеть их лишь за то, что они не прекрасны внешне.

Халме ничего не сказала; сняла маску и нагнулась перед клеткой, прижав к стеклу открытое лицо. И смотрела долго, не отрываясь.

— Не смей! — резко одернул женщину Грандир; но, потянувшись к ней, он не посмел отстранить ее от клетки. — Эти еще полудикие. Твое лицо может произвести на них слишком сильное впечатление. Они привяжутся к тебе — навсегда будут носить в себе отпечаток твоего образа. Это может быть очень опасно. Я всегда чрезвычайно осторожен и приучаю их либо к неодушевленному предмету, либо к определенному месту.

«Чаша, — подумал Натан. — Грааль Лютого Торна». Сам не зная почему, Натан сразу почувствовал, что его догадка верна.

Медленно, почти неохотно Халме отошла от клетки и снова надела маску. Лиловая Сутана дернулся; по-видимому, все это время он смотрел на ее открытое лицо — настолько пристально и потрясенно, что даже Натан почувствовал его взгляд. Лицо без маски, думал мальчик, и впрямь должно шокировать в этом мире масок и плащей. И, наверное, даже здесь Халме отличалась редкостной красотой, о которой все говорили и никто не видел, словно о сокровище, спрятанном в надежном тайнике. В памяти Натана всплывали лица красавиц его мира — вечно мелькающие по телевизору, в газетах, журналах; они казались ему неестественными — продуктом пластической хирургии, киноиндустрии, косметики и кропотливой работы стилистов. Вот истинная загадка, мифическая, сказочная красота, лик Елены Прекрасной. Натану вспомнились строки: То лик, что в путь отправил корабли / И башни сжег безверхие Эллады?[2] Он никогда не мог понять, как башни могут быть безверхими, но в этих словах жила магия, и он с легкостью отнес их на счет Халме. Ради нее Грандир впрямь был способен найти путь, чтобы разрушить барьеры между мирами и создать другой Эдем — рай, недосягаемый для заражения.

Пока Натан любовался Халме, свет в лаборатории померк, и мальчик почувствовал, как исчезает, истончается, растворяясь во сне. Все это происходило удивительно медленно, как будто он не желал покидать тот мир. Проснувшись в своей комнате, Натан не на шутку обеспокоился: он понимал, что, подобно гномонам, начинает ощущать привязанность — не к отдельному месту или предмету, но к миру и состоянию бытия, которые никогда не были для него родными. Вопреки всем проблемам эта иная вселенная взволновала и захватила его, и с каждым сном, каждой материализацией мальчику становилось все труднее и труднее отрекаться от нее.

* * *

— Нам нужно железо, — заявил Натан, когда они встретились на следующий день с Хейзл. Никто им не мешал: Джордж уехал куда-то с родителями. — Я подумывал о кочерге у камина, но, по-моему, она бронзовая, а столовые приборы у нас дома сплошь из нержавеющей стали: не знаю, много ли в ней железа.

— А зачем нам именно железо? — удивилась Хейзл.

Натан пересказал ей то, что узнал во сне о гномонах.

— Как в стародавние времена, — неожиданно произнесла Хейзл. — Прабабушка рассказывала мне, что люди носили при себе железные предметы, чтобы отпугивать недобрых духов — злых фейри и прочих им подобных. Дядя Дики — он строитель — рассказывал, как однажды, перестраивая старое здание, он нашел под дверью целый склад всяких железяк.

— Каких железяк? — спросил Натан. — Лично я не могу найти ни одной железной вещи.

— Не знаю. Ну, инструменты, еще что-то. Прабабушка сказала, что люди пользовались конскими подковами. У нее до сих пор сохранилось две: она даже прихватила их с собой сюда. Одна висит на двери в ее комнату, а другая — над входом на чердак, куда она… иногда удаляется. Ей иногда нравится там уединяться.

Воцарилось недолгое, многозначительное молчание.

— Можешь раздобыть их? — наконец попросил Натан. — Я имею в виду, только на время. Не украсть. Потом мы вернули бы их на место.