Но не в этот раз! В этот раз я вытащил нож Джокера, когда до белобрысого оставалось всего два шага, и увидел, как выражение его глаз изменилось. Я еще шаг сделал, и он Маришку выпустил и отступил.
– Беги! – говорю я Маришке, и она с места рванула, словно с высокого старта в забеге на шестьдесят метров на уроке физкультуры.
А я с белобрысого глаз не спускал до тех пор, пока она до интерната не добежала. Двери, конечно, уже зарыты были, но я слышал, как пожарная лестница скрипнула. Значит, добралась.
– Ну и что ты будешь делать? – ухмыльнулся белобрысый. – Резать меня? Давай! Тебя Чика или Ромберг потом порвут, а до девки твоей я все равно теперь доберусь. Моей будет! – он явно дразнил меня, но я вдруг отрезвел.
Ромберг – это куратор. Резать белобрысого нельзя было. И что теперь делать, тоже было непонятно. А они окружили меня. Я несколько выпадов сделал, чтобы не подходили близко, но сразу ясно стало, что долго мне не продержаться. Даже если Маришка скажет Длинному, он сюда добежать не успеет. Да и скажет ли она, неизвестно. Зря я, конечно, ввязался, недаром Ираида на уроках все мозги вынесла по поводу того, что главное для каждого человека – это он сам. Его жизнь. Но не всегда у меня получается жить так, как учат. Поэтому-то и точит на меня зуб Чика. И наверное, пришел бы мне тут конец в том смысле, что порезал бы я белобрысого или кого-нибудь из его корешей, потому что если уж выбирать – я или они, то я бы себя выбрал. Пусть, как говорится, тебя двенадцать судят, чем шестеро несут. Другое дело, что судить меня не будут. Закуют в наручники и свезут по-тихому в централ. И все. Нету больше Шурыча. А жаль, хороший был парень!
Но тут он появился. Здоровенный такой дядька. Уж на что наш вохровец амбал, но этому дяде он чуть ли не по плечо будет. При этом в руках у него ничего нет, но вид такой, что если встанешь на пути, то все, – считай, в живых нету. И нож ему для этого не нужен. А одет этот здоровяк в военную форму, которой, конечно, никого не удивишь, но при этом всем ясно, что носит он ее чуть ли не с рождения. По праву. Голова у него бритая налысо, а на шее черная такая татуировка, и при этом не сразу разберешь, что нарисовано. Так многие сейчас делают. Специально. Я, конечно, думал, что он мимо пройдет, я бы, наверное, прошел. Кому интересны четыре пацана, которые между собой решают, кому жить, а кому сдохнуть? Да и опасно сейчас встревать в такие разборки. А он не прошел, рядом остановился. Стоит, смотрит.
А троица эта вроде занервничала. На него оборачиваются. Непонятно им, чего это он остановился. То ли им помочь хочет, то ли мне. Да и свидетели им не нужны, тем более не с интерната. На своих-то нажать, если что, можно, а как на такого нажмешь? У него такой вид, что он завтра сам к тебе с пулеметом домой придет. И попробуй, не впусти! А секунды-то идут, а мне только того и надо, есть у меня еще надежда, что Длинный успеет до меня добежать. Но тут здоровяк и говорит. Тихо так говорит, но почему-то всем отлично слышно:
– Помочь, что ли? – я думаю, он это мне сказал.
– Да иди ты! – огрызнулся белобрысый. И добавил еще кое-что из непечатного, наверное, с испугу.
Зря он так сказал. Не знаю, как здоровяк это проделал, но в следующий момент он оказался рядом с белобрысым, нож перехватил, который белобрысый вытащил, и руку ему так вывернул, что белобрысый, взвизгнув, носом в асфальт уткнулся. Его дружки дернулись сначала да передумали, на месте затоптались, а потом и вовсе подальше отбежали. А нож из руки белобрысого выпал, об асфальт звякнул. А здоровяк ножик этот поднял и мне кивает:
– Чеши, – говорит, – до общаги, братишка. Ты же здешний, да? Ну беги.
А мне два раза повторять не надо. Если уж дали шанс, я им воспользуюсь. Ну я рванул, рюкзак на ходу подобрал, нож в ножны сунул. Только и подумал: вот бы мне такого брата! Чтобы мне отцом быть, он молод еще, а вот брательника такого не помешало бы. Ну я бегу и понимаю, что Длинного все нет. Ну ладно, думаю, может, Маришка ничего никому не сказала от испуга, девчонка же. А может, и нет Длинного в комнате, может, они уже где-то гуляют.
В общем, до общаги я добежал, за угол свернул, замок нащупал, открыл и проскользнул внутрь. А в полуподвале все так же: тишина и никого. Только дверь в библиотеку по-прежнему приоткрыта.
Я в нее заглянул, а там никого нет. Ну я наглости набрался, нож в рюкзак сунул, а рюкзак под кафедру подальше затолкал. Натали если и увидит, все равно ничего мне не сделает. А Ромберг меня порвет за этот нож и за снарягу.
Поднимаюсь наверх, а на этаже у наших дверей Ромберг стоит. Меня ждет!
Справили, называется, отходную!..
Вот почему мне Длинный на помощь не пришел. У самого проблемы. Но оказалось, что Ромберг не Длинного ищет, Ромберг все-таки ищет меня. Увидел меня запыхавшегося, обрадовался. Лицо его круглое в улыбке расплылось. Сейчас треснет.