….Очнулся я от холода. Попробовал сделать вдох: давит что-то сверху, но не сильно, дышать можно. Глаза открыл, темно, но кое-что все-таки видно. А видно, что лежу я в куче земли, засыпанный по самую грудь, а на груди у меня громадный куст полыни стоит. Корни с комьями земли прямо на мне, а сам куст гордо вверх смотрит. Типо, нас ничем не возьмешь! А земля, если по ощущениям судить, везде, почему-то особенно много ее во рту! Кое-как я от нее отплевался да с лица и с волос отряхнул. Руки саднило сильно и в горле першило. А потом сбросил я этот куст с себя, сел, чувствую – автомат на месте. Уже лучше. Я машинально фонарик на голове нащупал, а фонарика-то нет! Один раз повезло, тогда я в катакомбах его рядом нашел, во второй раз так не повезет, но я все-таки стал осторожно вокруг себя шарить, но нащупал только комья земли и глины. И еще траву. Я осторожно действовал, потому что у меня ощущение появилось, что я в любой момент могу куда-то вниз соскользнуть. И ощущение это мне не понравилось. И тут я вспомнил о зажигалке. Залезть в карман оказалось довольно трудно, – мешала засыпавшая меня земля. Сел я очень осторожно, стараясь ногами в землю упираться, нож в ножнах нащупал, потом карман нашел, залез в него.
М-да земля была даже в карманах!
Зажигалку я все-таки нашел, колесико крутнул, но это мало помогло. Ясно стало, что потолок очень высоко, справа и слева ничего нет, а сижу я на краю какого-то обрыва, на самом что ни есть осыпающемся спуске! И несет оттуда, из этого самого обрыва холодом и сыростью. Отполз я от края немного и стал зажигалкой водить, вверх смотреть, может, там что интересное есть. А сверху увидел огромную поваленную березу. Она под наклоном чуть вверх торчала, так что макушка над обрывом этим черным нависала. А за ней вроде бы терраса более менее ровная была. Ну я туда ползком забрался и первое, что увидел, так это голубой женский тапок. Как раз такой у Маришки был. Я его в руки взял, словно он мне что-то рассказать мог, да куда там! Тапок да тапок: пластиковый, в грязи извазюканный. Я на ноги встал, решил факел соорудить да осмотреться. Ну основой для факела могла стать ветка березы, а остальное надо было поискать!
Терраса, на которой я находился, была в ширину всего метра три с половиной, с одной стороны был этот обрыв дурацкий, и к нему спускался крутой склон, а с другой стороны – вертикальная стенка. Так что двигаться я мог только вправо или влево.
Я подумал и пошел налево. Странно, но тогда я почему-то совсем не удивлялся, что цел остался, провалившись так глубоко под землю. Наверное, защитная реакция организма, не иначе. Чтобы не рехнуться. Но далеко я вдоль стенки не ушел, потому что там оказался завал из бревен и камней. Я попытался было наверх взобраться, чтобы через препятствие перелезть, но одно из бревен, на которое я наступил, по склону вниз соскользнуло и в воронке исчезло. Я даже «двадцать один» не успел сказать, – так быстро все произошло. Хорошо, я с него спрыгнуть успел, как только оно двигаться стало.
Ну я решил, что сюда я еще успею, а пока надо в другую сторону сходить, вдруг повезет больше? И правильно сделал: метров через десять я на кучу гаражного хлама наткнулся. Можно было только удивляться, откуда здесь все это появилось, я решил, что не иначе, как с гаража централа. Там ведь наверняка парочка вездеходов стояла – местную грязь месить. Да и бюреры главные наверняка на охоту ездили! Так что по поводу того, откуда все это здесь появилось, я заморачиваться не стал. Есть, значит, наше будет. В общем, нашел я сначала ветошь промасленную, а потом еще и канистру с маслом. К березе вернулся и стал одну из нижних ветвей ножом рубить. Рубил повыше, там, где она тоньше была, но после нескольких ударов я стон услышал. Лишний раз я кипишь устраивать не стал, решил, сейчас факел зажгу, там посмотрим. Это ведь не только Маришка может быть, это ведь и тварь какая-нибудь раненая оказаться может. Поэтому сук я срубил, оторвал небольшую полоску ветоши, намотал на комель, завязал, намочил слегка в масле и поджег. И первое, что я увидел, когда пламя разгорелось – это голая пятка Маришки, видневшаяся в самой гуще березовых ветвей…
В общем, воткнул я факел в землю да на березу полез. Бинт с раненой руки снял, чтобы хвататься было удобнее. Да и не нужен он был, рука уже зажила. Как только я до Маришки дотронулся, она сразу же закричала и так биться стала с перепугу, что мы бы точно вниз с обрыва упали, если бы я ствол березы обеими руками не обхватил и так не держал бы и ее и себя несколько секунд, пока она в себя не пришла. Я только одно за эти мгновения понять успел, что она замерзла совсем, как есть – ледышка. Ну и шепчу ей тихонечко, чтобы она не испугалась:
– Т-с-с… Мариш. Я это, я! Пожалуйста, не дергайся, а то мы вниз упадем и тогда точно погибнем, слышишь?
Наверное, не надо было ей это говорить, но ничего лучше я тогда придумать не смог. Надо отдать ей должное, она быстро в себя пришла, затихла и шепчет мне в ухо:
– Шурыч, мы живые, да?
– Да, – говорю ей, – пока живые.
– А…. где мы?
– Не знаю, но если ты будешь дергаться, живыми мы долго не останемся. Там, внизу, пропасть. И я не знаю, насколько глубокая.
Она замерла сразу, мне руками в куртку вцепилась, так что я насилу их разжать смог. В общем, помог я ей сначала сесть на стволе, а потом мы осторожно на террасу спустились. Времени на это, конечно, много ушло, потому что хоть и горел факел где-то внизу, а все равно здесь, в листве, темно было. Зато на обратном пути я увидел, что на верхних ветках березы что-то висит. Причем очертания такие знакомые, вроде бы мой рюкзак. Если его достанем, значит, живем! Там и пожрать есть, и коврики! И костер разведем, даже если дрова сырые.
В общем, как только мы вниз спустились, я факел из земли выдернул и над головой поднял, чтобы осмотреться. И только тут понял, что дела наши швах! Да, были мы живые и, слава Богу, целые, но выбраться отсюда просто нереально было. Оказались мы в огромном провале. Настолько огромном, что неба совсем не видать. И не только неба, но и противоположной стены. Насколько большим должен быть провал, чтобы в него вместилась небольшая заброшенная деревня? Пятьсот метров? Семьсот?
В центре провала огромный обрыв воронкой, и дна у воронки, по-видимому, не было. Ну то есть я понимал, что оно, наверное, где-то там есть. Но огромное бревно туда совершенно беззвучно упало… А стены провала, которые вверх уходили, неприступными казались…
Но сейчас надо было рюкзак достать. Конечно, несколько неприятных моментов было, когда я все ждал, что ствол березы сломается, потому что на верхушке он был не более десяти сантиметров в диаметре, а само дерево было на менее пятнадцати метров в высоту, но береза оказалась не сухой, здоровой и крепкой. Сняв рюкзак с ветки, я несколько раз качнул его в руке и на террасу бросил, а потом сам осторожно с березы слез.
Маришка все время за мной следила, стояла на самом краю террасы. А я сразу же клапан рюкзака открыл и вещи из него вытаскивать начал. А Маришке и говорю:
– Одевайся! Тут штаны и белье… – тут я осекся немного, вдруг еще поймет как-нибудь не так. – Ну это, для тепла белье, специальное, носки, куртка вот и еще ботинки. Надеюсь, подойдут, – а сам прочь отвернулся. Стоял, смотрел в темноту, пока она за спиной одеждой шуршала.
А из темноты вой до нас доносился. Видать, все же животное какое-то в провал угодило. Может, мутант какой-нибудь, а может, и обычное – ну там волк, например. О всякой нечисти я старался не думать. А то сам, как эта зверюшка, завою.
А потом Маришка и говорит:
– Все!
Я повернулся, смотрю, а она шнурки уже завязывает. Быстро оделась, как солдат! А шнурки завязать никак не может, я сунулся помогать, взял ее за руку, а руки у нее ледяные! Ну я начал ей сначала руки растирать, а потом и спину через одежду.
– Давай, – говорю, – я костер сделаю, согреешься. И звери, если есть, не подойдут. Да еще воды вскипятим, чаю горячего выпьешь.
Она кивает, мол, давай.
Ну я к завалу из камней и бревен сбегал, выбрал там горбыль, который сверху лежал, притащил его к березе, местами разломал, местами порубил, обрызгал получившиеся дрова жидкостью для розжига, колесико зажигалки крутанул, веточку поджег, а потом, когда разгорелась – в костер кинул. Ну и все, через десять у Маришки наконец-то губы порозовели, а еще минут через двадцать вода в котелке закипела, да я лапшу в упаковке запарил, а в котелке, в оставшейся воде – чаю заварил. Честно говоря, я и сам жрать хотел, как Жулька….
Жулька… Да, погибла, видать, собачка. Жалко до слез, но лучше не думать об этом. Сами живы и то хорошо! А потом я про фляжку вспомнил, и мы по глотку спиртного выпили. Голова от него закружилась и в ноги здорово торкнуло.
Ели мы быстро. Лапшу галетами заедали. Не очень вкусно, зато питательно. А потом весь чай выпили и большую плитку шоколада слопали. А пока ели, Маришка меня все спрашивала, на какой мы глубине, да как я вообще сюда, в Игнатово, добрался?
А я не стал ей рассказывать всякие ужасы. Зачем ей это? Мы и так непонятно где, и непонятно как выбираться. Рассказал ей в общих чертах, как меня бюреры загребли да как на себя заставили работать, про Рамиреса ей рассказал, да про то, как с отцом встретился, а потом с Евлампием познакомился и как за ней пошел. А она все больше молчала, да я особо и не расспрашивал, потому что точно знал: если бы я столько времени в клетке да в темноте просидел, меня бы точно вперед ногами вынесли из этого проклятого централа. Она только спросила, где, по моему мнению, сейчас само здание? Я плечами пожал и ответил:
– Скорее всего, там! – и в воронку эту черную пальцем ткнул.
А она вроде бы вздрогнула и подальше от спуска отодвинулась. Я снова промолчал, но совершенно точно понял,