А вокруг все темнее, лес все гуще, черные сучья деревьев через дорогу тянутся, под ногами грязь чавкает. А мне что делать? У меня полный магазин патронов, но мне все казалось, что стрелять бессмысленно и бесполезно. Нельзя убить свое воображение. Или не воображение? Или это вполне реальные какие-то существа? Может, это души наших ребят, интернатовских? Из ада вернулись? Могут они из ада сюда приходить или нет? Я же не знаю ничего путем, как мир устроен. Мне почитать бы чего или послушать кого, вроде отца Евлампия. Да только времени не было. Может, вот этот, покоренастее – это Чика, а вон там сзади и слева с самого краю, у леса – это белобрысый. А справа от Чики девочка эта молоденькая идет, которую я тогда в постели у него видел. Скалится…
Ну иду я дальше, а у самого от их взглядов затылок заледенел. Жулька поводок тянет, пыхтит. Еще немного, и я, как Буратино, вприпрыжку за ней побегу. Только знаю я, мне от них бежать нельзя, не убежишь. Стоит еще немного шагу прибавить и – сразу кинутся.
И тут я себе сказал: «Стоп!», но останавливаться, конечно, и не подумал.
«Давай, Шурыч, логически мыслить, хоть со страху и не получается: не могут души людей путешествовать туда-сюда с того света на этот и обратно, как им вздумается! Смысла нет. Смерть – это та точка, обратно через которую тебя может перевести только Господь Бог − Творец! Так? Так! – это я понял, когда отец Евлампий о воскресении говорил. – Воскреснуть может только сам Бог и других воскресить тоже только Господу под силу. Не путешествуют души злодеев туда-сюда, чтобы кому-то отомстить. Это ложь. В аду они. Значит, не люди это и не их души. А кто тогда? Кто?»
И тут чувствую я, что ноги мои сами собой начинают все быстрее и быстрее двигаться, и остановить я их не могу, как не пытаюсь. Это со страху. А еще со страху у меня в голове ни одной молитвы не осталось, ну то есть вообще ничего вспомнить не могу! А потом я вдруг направо в лес посмотрел и вижу, что там, среди деревьев, тоже бегут, глаза у земли светятся, а шагов не слышно: ни звериных, ни человечьих, никаких. А потом вдруг как закричит кто-то за спиной! Но я и тогда не побежал. Знал потому что, по старой своей интернатовской привычке знал: травят того, кто бежит. Нельзя бежать! Нельзя!
Я сначала вперед дернулся, а потом остановился, к ним повернулся и на уровень глаз автомат вскинул, как меня отец учил. А луч фонаря как раз на лицо Чике упал. А он от света моргнул несколько раз и тоже остановился. И теперь я точно увидел, что не Чика это. И, знаете, что я вам скажу? Вот одно дело, когда ты всякую нечисть в 4D-формате на приставке смотришь, а совсем другое, когда они вот так рядом стоят, и ты знаешь, что вокруг на сотни километров – никого! Только темнота и звери бродят, и все против тебя. А тебе выжить надо.
Я и говорю:
– Да пошли вы все! – и на курок нажал. И попал я этому не-Чике точно в лоб, хоть и стрелять-то не очень умею. Он и упал, как подкошенный. А остальные вдруг как взвоют! И на меня кинулись все одновременно! Ну я очередью по ним полоснул, а смотреть, попал я куда или не попал, мне некогда было, потому что единственное, что мне оставалось – это наутек броситься, потому что автомат ведь не пистолет, для ближнего боя не предназначен, да и много их было!
В общем, дальше я почти ничего не помню, спотыкался я часто, да ветки по лицу хлестали, да Жулька тянула, как паровоз. Я пару раз даже упал, ободрался, конечно, но это было ерундой по сравнению с тем, что они со мной сделали бы, если б догнали. Стрелял я одиночными, а куда стрелял, не знаю. Темно было, деревья кругом. А потом я понял, что они ведут себя как-то странно: бегут за мной, бегут, а не догоняют!
А потом лес расступился, и я гляжу – деревня рядом. Я сразу понял, что заброшенная, давно тут никто не живет, половина домов уже в землю ушла, а на краю вижу: вроде бы церквушечка стоит, на ней куполочек такой низенький, покосившийся, а на куполочке – крест.
Ну я туда и рванул из последних сил. Легкие у меня от ледяного воздуха горели, и дышал я, как паровоз, со свистом, и руки тряслись так, что я, наверное, и не попал больше ни в кого, кроме этого Чики. Короче, перевалился я через жерди забора, а потом через черные перила на крыльце, дверь на себя дернул, она возьми да и распахнись навстречу. А внутри темень. Ну я через порог из последних сил перешагнул да и на пол рухнул. И Жулька рядом. Я только потом вспомнил, что собакам в храм нельзя. Хорошо, что она на поводке была. Я отдышался, привязал ее прямо на пороге, чтобы дальше – ни-ни, ни шагу! – а сам пошел в окна смотреть, чтобы увидеть, где эти твари находятся, да что делают.