Неформал

– Нет, – говорит. – Они же еще раньше были! Вон у древних греков Зевс был, когда Иеговы еще и не было совсем. Значит, он с-старше, с-сильнее. А потом там до Зевса еще много кто был, а Иегову да Хрис-ста потом уже евреи и христиане придумали.

Я подумал и говорю:

– По-твоему, значит, тварь творца выдумала?

А он в ответ:

– Ну конечно же! Человек вс-се придумал!

А я его и спрашиваю:

– Раз мы их всех сами выдумали, значит, их нет? А кого ты тогда о помощи просишь и от кого защищаешься?

Тут он опять околесицу понес о том, что на свете существует, а чего на свете нет, и что мы своим воображением можем что-то такое создавать. Ну я плечами пожал, в принципе, мне-то чего? Пусть, что хочет, то и думает. Ну а чтобы его отвлечь, я его о другом спросить решил.

– А кто к тебе крылатый приходит? – спрашиваю.

А он бутылку уже допитую так тихо в сторону отставил. А сам оглядывается, словно боится, что нас услышат.

– А вот кто этот черный – я не знаю… Я уж ему и вина давал, и коньяку – не отстает. Каждый раз, как засну, приходит, так и приходится кровать в центр пентаграммы ставить и там спать, тогда не так донимает.

– Донимает? – спрашиваю я его, – а как донимает?

– Да как… То пугать начинает, то душить. А выглядит он так, что и не захочешь, испугаешься: крылья черные, и кости из черепа так выпирают и шевелятся там, под кожей. Страшно, – он сразу новую бутылку взял, открыл и снова к ней присосался, как клоп, и не оторвался, пока половину не выпил, а потом ко мне наклонился, вином от него разит, а он снова вокруг оглядывается, как будто мы не в комнате, а в чистом поле. – А еще он мне сказал, как его зовут.

– И как же? – спрашиваю я его, а сам не уверен, что хочу услышать.

– Хурмага… Странное имя для бога, правда? – он мне снова в глаза заглядывает, словно хочет, чтобы я его от этого Хурмаги спас.

А я что могу? Может, ему вообще все это в пьяном бреду примерещилось? Ну я плечами в ответ пожал, говорю:

– Никогда не слышал. А может, пить поменьше надо?

Он от меня назад отпрянул и усмехнулся так страшно, одними губами.

– Думаешь, белочка пришла? Да я бы рад был, если бы это просто глюки были…

А мне вдруг пить захотелось. Вино-то сладкое. Я и спрашиваю:

– Где воды можно взять? Ты говорил, здесь колодец есть?

А он головой мотает куда-то за стеллажи.

– Там, – говорит, – колодец.

Ну я автомат взял, термос из рюкзака достал и пошел между стеллажей, фонарик мне под ноги светит, так что все видно. На Жульку цыкнуть пришлось, чтобы на месте осталась. А там коридор, стеллажи с бутылками по стенкам стоят, и через двадцать метров оказался я в комнате с высоким сводом, а в середине, и правда, каменный колодец с воротом, я такие только в фильмах видел. А еще в комнате несколько деревянных дверей, и все закрыты. А к вороту привязана веревка, к веревке – ведерко пластиковое. Я ведерко вниз спустил, над колодцем наклонился, а оттуда падалью несет.

Что такое?..

Попытался я рассмотреть, что же там внизу, а там темно, и свет фонаря в этой темноте теряется, словно этот колодец и не колодец вовсе, а тоннель, который куда-то к центру Земли ведет. И слышу я, словно там кто-то шепчет. Я аж отшатнулся. Взялся потом за вороток, ведро это пластиковое наверх поднял, на край вытащил, а от него зловоние такое, словно там крыса дохлая лежит, меня чуть не вывернуло. А на вид – вода и вода! Ну тут этот Борис подошел, смотрит, что я от ведра нос ворочу, и спрашивает меня:

– Ты чего? Не нравится? Да ты пос-смотри, какая вода чистая! Это тебе не из московского водопровода пить.

Взял он кружку, которая тут же была привязана, и давай пить! А я не могу на это смотреть, меня мутит натурально. Я и говорю:

– Чего-то расхотелось… – а сам прислушиваюсь. А оттуда, из колодца, вроде бы далекий такой вой доносится. Я и думаю: а вдруг в стволе колодца еще ходы есть, а по этим ходам сюда кто угодно может забраться? И никакие гермозатворы не помогут.

Вернулись мы назад к двери, Борис губы утирает, довольный такой.

Я его спрашиваю:

– Ты же, вроде, голодный? Давай я тебя накормлю, у меня консервы есть и колбасы немного еще осталось.

А он рукой машет.

– Не надо, – говорит, – я, когда выпью, есть не хочу.

– Странно, – отвечаю я, – у меня наоборот.

А он плечами снова пожимает, улыбается.

– У кого как, – говорит.

Я стакан с вином в руку взял, но пить не стал, тревожно мне и все прислушиваюсь, кажется мне, что в этом колодце кто-то есть. Звуки оттуда идут странные. И потом, должен же этот, с черными крыльями, откуда-то сюда приходить? Наверное, он и в самом деле из колодца вылазит! Если двери заперты, то больше неоткуда.

А Борис спокойный такой сидит, как будто и не слышит ничего. А потом я вдруг понял: он и в самом деле не слышит. Он ведь не на Бога надеется и даже не на себя, а вот на эти руны и знаки всякие, которые на полу нарисованы, и верит, что к нему боги какие-то приходят, и что он их умилостивить может пентаграммами дурацкими… А по мне так все это нечисть такая же, как и Шварц этот. Я вот только объяснить это не мог тогда, потому что знаний не хватало, но совершенно точно это знал.