Ливень как водопад холодной грязи смыл всё богатство и впитался в гнилую траву. Заливистый Катин смех звенел в голове и перемешивался с громом похоти, сотрясавшим стены борделя.
Под дождём раздались три отрывистых звонка. Лысый охранник распахнул ворота, и во двор вкатилась грязная иномарка. Крупные капли дробью колотили по металлу и тонко струились в серую землю. Из авто вывалился жирный человек в дорогом костюме. Из-под рубахи не было видно ремня. Он выругался на небо и захлюпал к дверям ЦДО.
«Интересно, он её покупал? Что он заставлял её делать? А, может, она сама извивалась, садилась к нему на его жирные колени и лизала его волосатые уши?»
Гарик проскользнул в закрывающиеся ворота и, насквозь промокший, долго ловил попутку в город.
Кати дома не оказалось. Отбив кулак о дверь, Гарик сел на холодную лестницу и за полчаса скурил все сигареты. Прождав ещё около часа, он не заметил, как уснул.
…Настойчивые толчки чем-то твёрдым в плечо сопровождались громкими словами «эй, просыпаемся». Гарик поднял голову. Над ним нависали усталые глаза:
– Подъём, подъём! Сам свалишь? Или в трезвяк отправить?
Серый сотрудник жил этажом выше.
– Неохота после дежурства с тобой возиться. Вали давай, по-хорошему.
Гарик поднялся и, сыро поёживаясь, вышел из Катиного дома в холод внезапной градской ночи. Добравшись до кровати, он, как был – в мокрой одежде, – измождено рухнул на кровать и провалился в тяжёлый ледяной сон.
Объясняться с Катей по телефону не хотелось, но с утра Гарик понял, что никуда не пойдёт. Градусник метался между «37» и «38». Вчерашние мысли слегка обуздались, но ощущение чего-то обрушившегося крепло и сдавливало. Пустота теперь занимала всё пространство обклеенной постерами комнаты.
Ничего от простуды в доме, конечно, не оказалось. Гарик залил в себя полстакана водки с перцем и заснул, уткнувшись в мокрую наволочку.
Не прошло и часа, как в сон ворвалась канонада из автоматных очередей и рикошетящих визгов. Они болезненно выплывали в явь, постепенно превращаясь в трели звонка вперемешку с глухими ударами в дверь. Гарик разбито поднялся и подтащил себя к глазку. Это ломился Дуст. Дверь неохотно скрипнула и Гарик поднял на Дуста больные глаза:
– Выпустили, узник? Воняешь, конечно…
Дуст всмотрелся в бледное лицо, изобразил в глазах вопрос и торопливо закрыл дверь. Проковыляв в комнату, Гарик хлопнулся лицом в подушку. Дуст прокрался следом, тихо, как сапёр.
– Ты чего, болеешь? Или это… с бодуна?
– За что закрыли-то? – глухо прохрипел из подушки Гарик.
– Да фигня. Поссал не там.
– И всё?
– Да менты мимо шли, бандана не понравилась им.
– Помяли?
– Не, только на пятнашку…
Он не договорил, на мгновение завис мыслью, и вдруг тревожно зашипел:
– Да хрен с ними! Бес, я знаешь кого на сутках видел?!
Он сел рядом и взволнованно, но с осторожностью затормошил больное тело. Гарик нехотя сел на кровать, отстранённо глядя перед собой:
– Ну?
– Гопника этого видел! – вскрикнул Дуст и выпучил глаза.
В больных ушах зазвенело и лицо поморщилось.
– Которого?
– Того самого! Который Костяна подрезал!
Гарик уставился в Дуста и нахмурился:
– Ты же говорил, что лица не помнишь.
– Не помнил! Пока не увидел. А увидел – точно он, сука! – Дуст хлопнул себя по колену.
– Уверен? – У Гарика осмыслились глаза.
– Да он, он! Я с ним ночь просидел. Он доматывал, когда меня закрыли. Я, это… хорошо разглядел.
– А он тебя узнал?
– Узнал, конечно, – ткнул в свою бандану с «анархиями» Дуст. – Это же они, пидоры, все на одну харю.
– И что?
– Ничего. Он же не угашенный, не бухой. Наутро вышел. Это… Не на рожон же ему лезть. У тебя это… курить есть?
Гарик поднялся с кровати и достал Дусту сигарету. Тот жадно прикурил.
– А ты-то вид подал, что признал?
Дуст поперхнулся и закашлялся:
– Ты чё? Чтобы он меня на выходе потом встретил и до дома проводил? Нет, конечно. Бухим прикинулся.
– Так ты что, трезвый был?
– Прикинь, – усмехнулся Дуст.
Гарик прикурил. Сделал одну затяжку, поморщился и тут же затушил сигарету. Вкус был мерзкий, в горле першило.
– Ментам сказал?
– Да говорил, когда выписывали. Послушали, думаешь? Угу, – хмыкнул он и длинной затяжкой докурил бычок.
Голодный Дуст выдул сигарету в четыре или пять затяжек и Гарик протянул ему всю пачку. Тот принялся дымить одну за другой, а Гарик, подбоченившись, смотрел в окно и кусал губу.
– Маноха его зовут, – выпустил густое облако Дуст и замер, будто подавившись.
– Как? Маноха?
Дуст закашлялся и закивал.
– Он к тебе знакомиться лез?
– Нет. Это мент, который выпускал его, так позвал.
– Маноха… – пробубнил Гарик. – Гопник есть гопник. Он там что, прописан в ментуре, что его по кликухе?..
– Я так понял, это фамилия, – будто растерялся Дуст.
– Да уж… Чистопородный. Даже в паспорте – и то не понятно, кликуха или что…
Он помолчал.
– Вентилю надо позвонить. Маноха… Маноха…
Так, бубня, Гарик подошёл к телефону и поднял трубку. Гудка не было. Постучал по рычагам. Поправил шнур у розетки. Гудок появился. Он нажал на рычаг и телефон тут же зазвонил.
– Алло.
Трубка взволнованно заскрежетала. Гарик посмурнел.