Нефертити. Роковая ошибка жены фараона

   — Мы собрались сюда с самыми серьёзными намерениями, — первым заговорил, поднимая сухой длинный палец, главный жрец бога Амона Дуафу, когда все расселись в низких креслах, расставленных по кабинету. — Клянусь главным богом империи Амоном, мы хотим укрепить власть ныне здравствующего фараона. А для этого необходимо оградить трон от дурного влияния провинциальных выскочек из простонародья. Согласитесь, что так больше продолжаться не может: простолюдинка вместе со своим любовником фактически вершит все дела в государстве вот уже больше двадцати лет подряд. А теперь на наши головы падает её сумасшедший сыночек, которого они хотят сделать во что бы то ни стало соправителем фараона. И к тому же этот юный выродок является открытым врагом нашего главного бога Амона. Он спит и видит, чтобы, добившись власти, осуществить свои идеи: поставить во главе всех богов Египта какого-то Атона и построить в центре столицы храмы своему божеству. Неужели мы допустим всё это? Мой долг, как главного хранителя истинной веры государства, призвать вас к сопротивлению преступному безумству.

   — Правильно! Нужно в порошок стереть этих выскочек и вернуть наконец-то власть нам, цвету земли фиванской! — прокричал Небуненес, вскакивая со своего кресла и резко жестикулируя.

   — Не надо никого стирать в порошок, — недовольно поморщился сидящий по правую руку от Дуафу Ментухотеп. — И мы не собираемся захватывать власть, как правильно заметил всеми нами глубокоуважаемый главный жрец Амона. Мы просто хотим укрепить авторитет нынешнего правителя страны и отсечь от него всех этих зарвавшихся простолюдинов, ставших уже опасными самым основам нашего общества и стремящихся поколебать главный его стержень — веру в главенство на небесах и на земле Амона.

Все присутствующие согласно закивали головами, одетыми в пышные парики. Собравшимся аристократам явно понравилась эта умеренная позиция, позволяющая им делать вид, что они вовсе не заговорщики, а, наоборот, борцы за укрепление законной власти. Хотя все отлично понимали, что ныне здравствующий фараон не способен к самостоятельному управлению страной и тот, кто отберёт власть у его главной жены, будет властвовать безраздельно во всей империи.

   — Однако, — заметил мрачно Ментухотеп, превратившийся от беспокойств последних месяцев в живую мумию, — если нам понадобится применить силу, чтобы образумить самозваных узурпаторов, то мы это сделаем. Благо, что на нашей стороне войска столичного корпуса. Панехси, заместитель командира элитного подразделения нашей армии, без промедления отдаст нужные приказы.

Собравшиеся опять обрадованно закивали. Приятно было знать, что за ними стоит вооружённая сила. Это успокаивало и придавало уверенность. Но тут один из присутствующих задал вопрос, взволновавший всех:

   — А кто будет соправителем фараона, если мы устраним царевича Аменхотепа-младшего? Ведь всем известно, что здоровье главы страны уже давно желает быть лучше и ему необходим хороший помощник, который со временем сменит его на троне.

Все замолкли. Наступил один из важных моментов, от которых зависела судьба заговора.

   — Я думаю, что помощником-соправителем и наследником фараона должен быть только тот, у кого в жилах течёт кровь нашей великой фиванской династии, — проговорил многозначительно Дуафу и оглядел тяжёлым взглядом сидящих перед ним людей. — Только прямой потомок по мужской линии величайшего устроителя нашей империи Тутмоса, завоевавшего страну Ретену и покорившего Нубию, может претендовать на такую судьбу.

Присутствующие начали переглядываться. Они пока не могли понять, куда гнёт хитроумный Дуафу. Наконец он договорил после продолжительного многозначительного молчания:

   — Я говорю о Пасере, сыне ныне здравствующего нашего властителя.

Наступила тишина. Все были ошарашены.

   — Этот клоун будет фараоном?! — воскликнул кто-то из гостей удивлённым голосом.

   — Не клоун, а человек с несчастной, трагической судьбой, который, зная о своём величии, должен был носить маску разудалого шутника, тогда как его сердце обливалось кровью и желчью, — проникновенно заговорил Дуафу, вскочив и широко раскрыв глаза. Он медленно склонялся к слушателям, которые, как трусливые мартышки перед огромным удавом, замерли, совершенно загипнотизированные красноречием и силой воли главного жреца Амона. — Но настал час, когда сын фараона, кстати, признанный своим отцом, сможет отомстить притеснителям за все несчастья и смерть своей матери, убитой этими простолюдинами, дорвавшимися до абсолютной власти. Что может быть прекраснее и величественнее справедливого возмездия, которое обрушится на головы преступников, узурпировавших власть фараона! Да свершится то, что одобрил наш великий Амон!